Дарья Козлова: В импортозамещении нужны системные меры, а не принуждение и единичные проекты (ч.2)

Продолжение. Начало от 23.04.2020

«НиК»: Насколько сильно проявляется нефтегазовая специфика в процессе импортозамещения?

— Ключевая специфика нефтегазовой отрасли — это масштаб. По некоторым направлениям даже опытный образец может стоить 2–3 млрд руб. — например, мини-GTL или комплекс для генерации термохимических МУН. Поэтому предлагаемые Минпромторгом меры поддержки не всегда подходят именно нефтегазу из-за ограничений по объемам предоставляемых средств.

Мы недавно проанализировали, что из комплекса оборудования, необходимого для разработки ТРИЗ, даже формально, на общей конкурсной основе менее 20% может потенциально получить государственные субсидии или льготное кредитование. К тому же надо понимать, что это поддержка не для нефтяных компаний, а для производителей технологий. На начальных этапах производство опытных образцов и пилотных партий, как правило, убыточно, а сама нефтегазовая промышленность, не протестировав разработку, не может сразу обеспечить промышленный объем заказа. В результате получается замкнутый круг. В этом случае как раз необходима поддержка государства в части разделения рисков с производителями технологий. Постановление по флотам ГРП — правильная и очень важная мера, но она точечная. Необходимо создание системных инструментов господдержки именно для нефтегазовой отрасли с учетом ее специфики. Это будет и плюсом для всей экономики страны.

Нельзя забывать, что мультипликатор инвестиций у нефтянки очень большой. В зависимости от проектов он может превышать 5-6.

Поэтому разумно, если нашей стране природой даны такие уникальные ресурсы, стараться развивать всю цепочку стоимости, включая сопутствующие отрасли: производителей оборудования, металлургию, химию и т. д.

«НиК»: Сейчас много говорят об освоении Арктики. Руководство страны решило поддержать развитие арктических территорий, предоставив налоговые льготы. Смогут ли нефтяники развивать арктические проекты на отечественном оборудовании и технологиях?

— Мне кажется, тут стоит привести пример — Норвегия. C 1978 года одним из условий лицензий на недропользование стала локализация минимум 50% соответствующих НИОКР. C 1972 до середины 1994 года было требование обязательного включения норвежских поставщиков оборудования в списки проводимых тендеров. То есть, например, недропользователей понуждали закупать норвежские компрессоры, пусть даже иностранные аналоги были мощнее и дешевле. В рамках этой политики поощрялось партнерство между иностранными и местными компаниями. Операторы, разрабатывающие месторождения, должны были предоставлять в Министерство нефти и энергетики информацию обо всех тендерных закупках свыше 1 млн норвежских крон (или 200 тыс. долларов США). По окончании действия программы местные производители обеспечивали до 90% всего объема поставок.

Арктика — это наш стратегический регион с уникальным ресурсным потенциалом как на суше, так и на шельфе: 76% запасов природного газа, более 25% запасов нефти. Поэтому, с одной стороны, конечно, развивать его нужно с использованием российского оборудования и технологий, с другой — все же ситуацию надо оценивать трезво и не помешать развитию территорий, если каких-то отечественных аналогов пока нет. У нас есть уникальный задел в том же ледокольном флоте.

Поэтому там, где уже имеются технологии в части развития Арктики, они должны быть приоритизированы. В остальном правильно было бы идти по норвежскому пути с обязательствами по НИОКР и локализации.

«НиК»: Есть ли перспективы того, что наши собственные технологии начнут активно применяться за рубежом?

— Уже есть реальные примеры. «Новомет», который по итогам 2019 года вошел в топ-10 лидеров высокотехнологичного экспорта. Около 45% выручки компании приходится на страны дальнего зарубежья. Производители трубной продукции — ТМК, ЧТПЗ и т. д. Надо расширяться. Еще со времен СССР у нас сформировался серьезный научный задел, в том числе в оборонно-промышленном комплексе, с большим количеством кросс-отраслевых решений. Поэтому в крупных холдингах, таких как «Росатом», «Роскосмос», «Ростех», создаются внутренние департаменты или компании-агрегаторы, целью которых является анализ спроса отраслей гражданской промышленности и сбор технологических разработок с дочерних обществ. Но когда мы говорим об экспортном потенциале, речь идет уже о тиражировании.

А как я уже отмечала, если не будет поддержки этих проектов на рискованных и убыточных ранних этапах цикла, то и тиражировать будет нечего.

«НиК»: Расскажите, пожалуйста, о положительных примерах уже реализованных проектов в сфере импортозамещения.

— Конечно, 5 лет — это еще малый срок. В среднем, исходя из исторической практики, от стадии НИОКР до внедрения решения в нефтяной отрасли проходит порядка 10 лет. Но «готовые» истории есть. Например, создан российский симулятор ГРП, позволяющий повысить эффективность проведения гидроразрыва в залежах с трудноизвлекаемыми запасами (баженовская свита). Технология позволяет на 10–20% точнее воспроизводить характеристики трещин при моделировании операций, что обеспечивает до 5% прироста добычи. И она уже оттестирована и внедрена в производственные процессы.

Конечно, нужно сказать и о подводном добычном комплексе, с помощью которого будет разрабатываться санкционное Южно-Киринское месторождение (проект «Сахалин-3»). Он позволит добывать УВС в сложнейших климатических условиях, даже подо льдом, без строительства платформ и иных надводных конструкций. Технологии подводной добычи уже доказали свою эффективность и безопасность во всем мире. Можно перечислять и дальше.

«НиК»: Есть ли направления, где без зарубежных технологий не справиться?

— Я думаю, что в перспективе нет нерешаемых проблем, это вопрос желания отрасли, регуляторов и системного подхода к их решению.