В расчетах казахстанских нефтегазовых компаний не учли народ

В конце прошлого года в Казахстане имел место существенный спрэд между внутренними и внешними ценами на СУГ в пользу последних. Повышение цен на СУГ было прежде всего попыткой снизить этот спрэд.

Но нужно помнить, что в России прямо по соседству с западным Казахстаном расположен один из крупнейших на текущий момент производителей СУГ — Оренбургский ГПЗ «Газпрома», цены на продукцию которого заметно выше внутриказахстанских. В качестве источников сырья этот завод, помимо прочего, использует и казахстанский газ с Карачаганакского месторождения, контролируемого англо-голландской Royal Dutch Shell, американской Chevron и российским ЛУКОЙЛом, которые в сумме владеют более 60% акций. В этом контексте сложившийся диспаритет цен в первую очередь ставил под угрозу успешность ввода в эксплуатацию завода по производству полипропилена Kazakhstan Petrochemical Industries, намеченного ранее на первую половину 2022 года, который, по задумке, должен был использовать в качестве сырья именно СУГ с Карачаганака.

По всей видимости, ценовой манёвр в конце декабря — начале января был отражением неких договорённостей между казахстанскими производителями СУГ и казахстанскими властями.

В их рамках производители привели нехитрые расчёты и указали, что при текущих ценах на СУГ в сравнении с ценами у крупного потребителя СУГ в Оренбургской области поставлять сырьё на достраиваемый Kazakhstan Petrochemical Industries попросту коммерчески нецелесообразно.

Проблема в том, что во всей этой арифметике высокие договаривающиеся стороны совершенно упустили из виду, что называется, простой народ. Даже в России и даже с российскими ценами на СУГ (гораздо более высокими, чем в Казахстане) многие сферы деятельности критично зависят от этих цен. Например, во многих отдалённых от Москвы городах-миллионниках при текущей стоимости услуг такси, повсеместно сниженной благодаря агрегаторам-монополистам, и при текущем проценте отчислений водителей в пользу этих агрегаторов (составляющий от четверти до трети их дохода), работа в такси без установленного газобалонного оборудования для водителей попросту нерентабельна. То же можно сказать и для многих сегментов автогрузоперевозок, также использующих СУГ в качестве топлива. То, что на официальном уровне у нас озабочены только бензиновой составляющей транспортного топлива и до недавнего времени про СУГ-составляющую даже не вспоминали, служит лишь очередным напоминанием, что мы не знаем страны, в которой живём.

Кстати, в России в последние пару лет цены на СУГ также весьма ощутимо выросли. Механизм был очень простой: СУГ и бензин стали выступать в качестве товаров-субститутов, а в конечной цене бензина в последнее время доля различного рода налогов в иные моменты доходила до двух третей. Во многом это стало следствием демпферного механизма, призванного сгладить резкие колебания цены топлива как в интересах потребителей, так и в интересах производителей, и налогового маневра, включающего рост НДПИ. В целом механизм вполне успешно справляется с таким сглаживанием, вот только итоговое побочное следствие демпфера — это постепенный (хотя благодаря демпферу плавный, а не резкий) рост абсолютной величины цены топлива. В результате российские потребители стали массово переходить на более дешёвый СУГ, и в полном соответствии с рыночными законами цена на СУГ в России также стала расти.

Что, собственно, и привело к тому диспаритету между внутриказахстанскими и внешними для Казахстана (т. е. российскими) ценами на СУГ, при том что в Казахстане автомобилисты были ничуть не глупее российских и точно также массово внедряли газобаллонное оборудование или даже сразу покупали СУГ-автомобили.

В Казахстане народ в среднем не богаче российского, а межрегиональные диспропорции ничуть не менее контрастны, чем у нас между Москвой и глубинкой. В довершении всего цены на казахстанский СУГ поднимали не постепенно, а резко, сразу в два раза. И пусть даже в таком варианте внутриказахстанские цены остались ниже российских, однако резкость ценового манёвра привела и к гораздо более резкому субъективно-эмоциональному его неприятию. По сути дела, нам был продемонстрирован великолепный пример разницы между российской «лягушкой в кастрюле», для которой температуру поднимали постепенно (в итоге она продолжает спокойно плавать), и казахстанской, для которой температуру подняли резко, из-за чего она из кастрюли гневно сиганула, несмотря на то что абсолютная величина температуры в её кастрюле осталась ниже.

Любопытно, что ещё в прошлом августе в российских СМИ появлялись гневные публикации, где стоимость СУГ на заправках в Оренбурге (на тот момент 36 рублей) сравнивалась со стоимостью СУГ на заправках в Казахстане в 240 километрах от Оренбурга (по тогдашнему курсу — около 11 рублей). После чего шли стандартные вопросы о том, кто виноват и что делать. В связи с этим единственное, что остаётся, — вспомнить очень меткое высказывание Корнея Чуковского: в России необходимо жить долго, тогда будет интересно!

Строго говоря, у Казахстана особой альтернативы и впрямь не было.

Население страны составляет менее двух третей от населения Приволжского федерального округа, в который входит Оренбургская область, номинальный ВВП — порядка 80% от ВРП Приволжского федерального округа, культурных и языковых барьеров в силу общей истории гораздо меньше, чем с тем же Китаем. Это означает, что рынок ближайшего казахстанского соседа не может не оказывать влияния на Казахстан просто в силу своих масштабов и культурно-языковой близости. Диспаритет между внутренними и внешними ценами на СУГ мог существовать какое-то время в виде разных цен на казахстанских и оренбургских АЗС, но перспективы инвестиций в более глубокий передел, например, в то же производство полипропилена в рамках Kazakhstan Petrochemical Industries, его сохранение серьёзно затруднял.