Представленные в середине июля Еврокомиссией предложения по введению Евросоюзом механизма трансграничного углеродного регулирования (СВАМ) можно считать историческим моментом для российских экспортеров: углеродный налог, о котором так долго говорили в Европе, окончательно становится реальностью. По оценке министра экономического развития РФ Максима Решетникова, только российские производители стали, алюминия, труб, электроэнергии и цемента потеряют $7,6 млрд — и это не говоря о нефтегазовой отрасли, которая на первых порах, скорее всего, не ощутит «СВАМ-эффекта». Но это обстоятельство лишь напоминает о необходимости действий на опережение, подчеркивает в интервью «Нефти и Капиталу» глава компании VYGON Consulting Григорий Выгон. По его мнению, в ответ на европейские углеродные нововведения России нужны собственная климатическая политика и новая система оценки выбросов углекислого газа, а одним из механизмов реализации этой политики должно стать стимулирование инвестиций в проекты отечественного бизнеса, направленные на борьбу с изменениями климата.
«НиК»: В России одной из наиболее дискуссионных тем в преддверии принятия механизма углеродного регулирования в Евросоюзе были потенциальные потери отечественных экспортеров при введении «углеродного сбора». На этот счет звучали разные прогнозы, не сводившиеся к общему знаменателю, и опубликованные предложения Еврокомиссии, кажется, не внесли ясности. Какова ваша оценка предстоящих платежей российского ТЭК — давайте ограничимся только этим сектором — после введения трансграничного углеродного налога? По какой из подотраслей ТЭК он ударит сильнее всего?
— Первая реакция на трансграничное углеродное регулирование в Евросоюзе, конечно, была избыточно эмоциональной. Финансовые риски российских экспортеров — по крайней мере в энергетическом секторе — в значительной степени переоценивались.
По нашим расчетам, платежи отечественных нефтехимических и электроэнергетических предприятий могут составить €0,3–1,2 млрд в год. Катастрофическим этот уровень потерь назвать нельзя.
Важно также отметить, что из периметра налога пока исключена нефтепереработка: основной удар придется на такие интенсивные в части углеродных выбросов отрасли, как металлургия, газохимия и производство цемента. Но несмотря на то, что первые снаряды, скажем так, пролетели мимо, российскому ТЭК расслабляться, конечно же, не стоит. Вряд ли европейцы откажутся от идеи использования трансграничного углеродного регулирования как оружия протекционизма. Соответственно, российские углеводороды в перспективе имеют все шансы попасть в перечень продуктов, облагаемых углеродным налогом.
«НиК»: Активно обсуждались и методики оценки «углеродного следа» в различных отраслях национальной экономики, где по-прежнему доминирует ТЭК. Какова, по вашей оценке, доля этого сектора в общероссийской эмиссии парниковых газов?
— Основной вклад в отечественную углеродную эмиссию вносит электроэнергетика: в 2019 году при производстве электроэнергии и тепла в атмосферу было выброшено 720 млн тонн СО2-эквивалента. Для сравнения: нефтегазовая отрасль с учетом транспорта эмитировала 298 млн тонн СО2-эквивалента, угольная — 68 млн тонн, а нефтехимия — всего 50 млн тонн. В сумме это составляет 54% всех выбросов парниковых газов в России. В отраслевом разрезе все эти данные аккумулируются в Национальном докладе о кадастре антропогенных выбросов — это публичный документ.
«НиК»: Насколько детально приведенная в нем статистика покрывает все источники выбросов? Дает ли она полную картину по ключевым сегментам ТЭК — добыче нефти и газа, нефтехимии и электроэнергетике?
— В мировой практике расчет выбросов производится в соответствии с методиками международной группы экспертов по изменению климата, которые периодически обновляются и учитывают развитие технологий. Каждая страна имеет право применять собственные коэффициенты по выбросам при сжигании ископаемого топлива и его утечках.
В российском Национальном кадастре методология учета выбросов парниковых газов постоянно совершенствуется. После проведенных в этом году корректировок данные кадастра по выбросам нефтегазового сектора приблизились к отраслевым показателям (согласно нашей оценке, с учетом не покрытых отчетностью компаний выбросов) — превышение составило 13% по сравнению с 32% годом ранее. Лучшая сопоставимость данных достигнута благодаря снижению на 70% норматива утечки метана при транспорте газа.
В то же время надо отметить, что информация в кадастр попадает со значительным запозданием — спустя почти полтора года после отчетного периода. Покрытие происходит не по видам продукции, отсутствует разделение нефти и газа при отраслевой оценке выбросов, хотя это крайне важно для получения детальной картины по каждому из этих секторов ТЭК. Перечисленные недостатки Национального кадастра могут иметь серьезные последствия, если европейцы при расчете трансграничного углеродного налога будут опираться именно на них.
«НиК»: Какими могут быть альтернативные источники оценки выбросов?
— В таком качестве можно рассматривать данные компаний, представленные в их отчетах по критериям ESG (экологическое, социальное и корпоративное управление). Правда, сейчас в этих отчетах отсутствует единообразие в предоставлении информации, в том числе разбивка по производственным секторам и географическим сегментам. Это создает трудности для потенциальных инвесторов и финансовых институтов при сопоставлении отчетности, а также усложняет анализ показателей по стране в целом.
Тем не менее я убежден, что в ближайшей перспективе на международных рынках будут введены более жесткие стандарты для отчетности по выбросам, аналогичные требованиям к финансовой отчетности.
В этой ситуации не нужно ждать наступления «часа Х» — нашим регуляторам необходимо уже сейчас задуматься о совершенствовании отечественной методики расчета выбросов.
Эта система должна быть унифицированной, более детализированной и оперативной.
«НиК»: Есть ли убедительные признаки того, что российский бизнес за последние месяцы в связи с резким ускорением политики энергоперехода в Евросоюзе стал рассматривать углеродный налог как неизбежный и близкий риск? Можете ли вы привести примеры ответов на этот вызов, которые уже готовят российские компании?
— Климатическая повестка, безусловно, стала одним из главных предметов публичных дискуссий в России накануне введения трансграничного углеродного регулирования. Очень внимательно за развитием событий следят те компании, которые могут первыми пострадать от этого налога. Активизировались и регуляторы: был принят закон о введении углеродной отчетности для юридических лиц и индивидуальных предпринимателей и ограничении выбросов парниковых газов. Тема не осталась без внимания и на уровне регионов — например, на Сахалине стартовал проект по экспериментальному углеродному регулированию. В целом в России растет интерес к возобновляемой энергетике, действует программа поддержки инвестиций в этот сектор.
В общем, движение в сторону создания в стране эффективной климатической политики, конечно же, есть, поэтому одним из приоритетных направлений должно стать стимулирование климатических проектов. В качестве приоритетной схемы, помимо налогового стимулирования, может использоваться их монетизация через продажу углеродных единиц зарубежным компаниям. Таким проектом может быть строительство объектов ВИЭ или мероприятия по утилизации попутного нефтяного газа (ПНГ). В нефтегазовой отрасли огромным потенциалом обладают также проекты улавливания, хранения и утилизации диоксида углерода (CCS/CCUS).
И все же не покидает ощущение, что мы смотрим вслед уходящему поезду. Такой вывод можно сделать хотя бы по тому обстоятельству, что компании откладывают принятие решений по формулированию целей и дорожных карт по декарбонизации, а также включению соответствующих мероприятий в свои инвестиционные программы. Бизнес занимает выжидательную позицию, хотя в сложившихся условиях последствия этого могут стать необратимыми — сейчас надо действовать на опережение.
«НиК»: Насколько актуальным для России, по вашему мнению, является введение собственного углеродного налога? Подойдет ли нам европейская модель климатического регулирования?
— Такие механизмы, как углеродный налог или система торговли выбросами со снижением порога допустимых квот и высокой ценой на СО2-эквивалент, безусловно, являются эффективными стимулами для сокращения эмиссии парниковых газов. Но если европейские производители в рамках механизма системы торговли квотами могут перекладывать эту нагрузку на потребителей, то у нас, с одной стороны, государство по социальным причинам не позволяет увеличивать цены на энергию и топливо выше инфляции, а с другой — такой сценарий будет иметь негативные последствия для экономического роста. Поэтому маловероятно, что Россия пойдет по европейскому пути.
При запуске в России обязательной системы торговли выбросами, аналогичной европейской, суммарный платеж отраслей ТЭК составит €14,6–18 млрд в год при цене €40 за тонну СО2-эквивалента.
Первым пострадавшим в таком случае станет сектор электро- и теплоэнергетики, на долю которого придется 74–90% этой суммы. С учетом низкого уровня цен в конкурентном сегменте электроэнергетического рынка новые инвестиции в развитие российской энергетики сегодня возможны только с использованием специальных инструментов наподобие договоров поставки мощности (ДПМ), ДПМ ВИЭ и КОММОД, предполагающих существенную финансовую нагрузку на потребителей. Чтобы дополнительные сборы не привели к резкому повышению цен на электроэнергию и тепло, их внедрение должно синхронизироваться с возможностью монетизации климатических проектов.
«НиК»: В таком случае каковы эффективные механизмы углеродного регулирования для России? Какие из них способны стать серьезным стимулом для модернизации российской нефтегазовой отрасли, металлургии и других секторов с высоким «углеродным следом»? Может ли в качестве инструментов стимулирования климатических проектов рассматриваться господдержка, в том числе в виде прямого бюджетного финансирования?
— России нужно искать разумные и компромиссные варианты, ориентированные на особенности нашей экономики. Государство должно разделить нагрузку с бизнесом по реализации климатических проектов, например, через сокращение налогового бремени. Но я бы минимизировал прямое бюджетное субсидирование климатических проектов, за исключением софинансирования проектов строительства инфраструктуры и разработки «зеленых» технологий, находящихся на низком уровне технологической готовности.
Кстати, у нас в стране уже были примеры таких решений, где государство брало на себя часть расходов. Речь идет о повышении платы за выбросы вредных веществ при сжигании ПНГ и одновременном введении вычетов для расходов на утилизацию ПНГ из соответствующих платежей. Для угольной отрасли это уменьшение платежей по НДПИ в обмен на расходы по проектам промышленной безопасности. Иными словами, компаниям, с одной стороны, давались сигналы, что если они не будут ничего делать, то финансовая нагрузка для них вырастет, а с другой стороны, создавались стимулы для тех, кто начал инвестировать. Такого же рода механизмы — офсеты и стимулирование инвестиций в климатические проекты через налоговые льготы — будут эффективны в системе углеродного регулирования.
Но повторюсь, что для работы этих механизмов нужно существенно улучшать качество углеродной отчетности как на государственном, так и на корпоративном уровне, вводить инструменты верификации этой отчетности, признаваемые не только в России, но и за рубежом.
«НиК»: Давайте в завершение посмотрим на предложенный механизм углеродного регулирования изнутри Евросоюза. В какой степени в документе, опубликованном Еврокомиссией в середине июля, учтена позиция европейских промышленников, которые открыто высказывали опасения, что введение СВАМ создаст для них невыгодные условия?
— Очевидно, что в Европе параметры трансграничного углеродного налога обсуждались с промышленниками и отраслевыми лоббистами. Свидетельством тому является именно непопадание нефтепереработки в периметр налога, о чем я уже говорил. Но до сих пор остается ряд вопросов, касающихся сохранения бенчмарков и изменений бесплатных аллокаций квот.
Поэтому конфигурация налога, которая была предложена 14 июля, не является окончательной.
Уже сейчас поступают сигналы о том, что европейское законодательство будет еще не раз скорректировано в сторону ужесточения политики климатического регулирования. Понятно, что условия торговли и привлечения финансирования для тех европейских компаний, которые не будут вкладываться в снижение «углеродного следа», ухудшатся. Однако есть и смягчающие факторы: во многих случаях бизнес может переносить нагрузку на потребителей. Кроме того, существует специфика отдельных стран, сохраняется бесплатное распределение углеродных квот и субсидирование отдельных отраслей.
Беседовал Анатолий Радченко