В последнее время резко выросло количество новостей, говорящих о подготовке России к предстоящей в ноябре 26 сессии Конференции сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата в шотландском Глазго. Этой конференции придают особое значение: на ней должна быть принята (или отвергнута, что, впрочем, маловероятно) Шестая статья Парижского соглашения, которая закладывает фундамент глобального рынка углерода. О том, с каким багажом Россия поедет в Шотландию, в материале Института развития технологий ТЭК (ИРТТЭК) специально для «Нефть и капитал».
Еще недавно в разговорах с экспертами приходилось слышать, что Россия никак не готовится к главному климатическому событию года. Об этом, например, говорил в ходе организованной ИРТТЭК онлайн-дискуссии руководитель Центра анализа стратегии и технологий развития ТЭК РГУ нефти и газа им. Губкина Вячеслав Мищенко. Между тем, как отмечал его оппонент, советник президента Института энергетики и финансов, доцент РГУ нефти и газа им. Губкина Николай Иванов, Россия должна участвовать в выработке механизмов Шестой главы, «чтобы эти механизмы работали на пользу российской экономике и чтобы мы понимали, как они работают, и умели в них грамотно встраиваться».
Пять ключевых моментов, которые будут обсуждаться в Глазго:
1 июля министр экономического развития РФ Максим Решетников встретился с председателем СОР-26 Алоком Шармой и ответил на вопросы журналистов. Итак, с чем же Россия собирается приехать в ноябре в Шотландию?
Первое, что следует из слов министра — Россия не теряет надежды добиться учета поглощающей способности лесов и экосистем в расчете углеродного баланса. Например, вводится понятие «климатических проектов», одним из направлений которых может становиться как раз увеличение этой способности.
Между тем, как показало исследование ИРТТЭК «Глобальный энергопереход для России — возможность или опасность?», эксперты скептически рассматривают такую перспективу. «Оценки поглощающего потенциала очень сильно разнятся даже среди российских экспертов и ведомств», — Николай Иванов. «Поглощающий потенциал не такой огромный, как его пытаются подать чиновники», — руководитель программы по экологической ответственности бизнеса WWF России Алексей Книжников. «Если мы посмотрим те методологии, которые нам предлагают товарищи, внедряющие все эти институты глобального климатического соглашения и говорящие об энергопереходе, то там ничего позитивного в плане поглощения для нас нет», — ведущий аналитик Фонда национальной энергетической безопасности, эксперт Финансового университета при Правительстве РФ Игорь Юшков.
Скепсис понятен. Финансовая модель «зеленой» экономики строится, очевидно, на той же аксиоме исчерпаемости и постоянного сокращения ресурсов, что и нефтяная экономика до этого (эта тема, кстати, еще ждет своего исследователя).
Только исчерпаемыми и сокращающимися являются не запасы энергоносителей, а возможности по эмиссии СО2.
Очевидно, что потенциальным бенефициарам совершенно невыгодно увеличивать число обладателей этого ресурса и его объем. Поэтому Россию с ее лесами в Европе совершенно не ждут.
Также, по словам Решетникова, формируется инфраструктура для старта работы российского рынка углеродных единиц. Эта задача требует первоочередного решения. Если мы хотим, чтобы национальная система торговли углеродными квотами была интегрирована в глобальный рынок, к ноябрю нужно иметь уже рабочую модель. Испытать ее можно будет в ходе эксперимента по переходу на углеродную нейтральность, законопроект о котором уже прошел все согласования. Пока известно только об одном регионе, который уже сейчас готов принять участие в эксперименте, — это Сахалинская область. Еще несколько субъектов пока обсуждают такую возможность. «Мы рассчитываем, что законопроект летом будет рассмотрен правительством и внесен на рассмотрение Государственной Думы», — рассказал Максим Решетников.
«Регион принимает стратегию по достижению углеродной нейтральности, в законе обозначается год, к которому эта углеродная нейтральность должна быть в регионе достигнута, и, соответственно, вводится система квотирования выбросов, а также оборот этих выбросов, устанавливается, по сути, цена на углерод, на парниковые газы», — описал министр схему эксперимента.
Второй большой блок вопросов — технологии. Сейчас устоявшихся технологических решений, которые лягут в основу декарбонизации глобальной экономики, просто не существует. Это открывает для России окно возможностей, через которое можно вернуться в группу лидеров мирового технологического развития. Например, технологии производства, хранения и особенно транспортировки водорода в количествах, необходимых для использования его в качестве топлива, во всем мире находятся на начальных стадиях развития. В конце июня появились сообщения, что Россия намерена заниматься их развитием совместно с Саудовской Аравией. Сочетание научно-технического потенциала российских ученых с инвестиционными возможностями саудовских шейхов может оказаться весьма плодотворным.
Необходимо также добиваться включения в список технологий энергоперехода ядерной энергетики.
Первые подвижки уже налицо — так, в июньском докладе Международного энергетического агентства содержится рекомендация к 2030 г. увеличить темпы строительства АЭС в мире в четыре раза (до 24 ГВт в год). Одним из главных преимуществ атомных станций МЭА называет их независимость от внешних условий. Тем самым они могут играть роль стабилизирующих источников для солнечных и ветряных электростанций, выработка которых зависит от погоды и времени суток.
Независимо от того, насколько успешными будут усилия российской делегации на СОР-26, сам факт активной подготовки к дискуссии не может не радовать. Это означает, что в России произошел фазовый переход от отрицания «зеленой» повестки если не к ее принятию, то хотя бы к торгу об условиях. Как верно заметил в своей вчерашней колонке в «Ведомостях» первый заместитель гендиректора «Росатома» Кирилл Комаров, «чтобы вас услышали, нужно говорить». Колонка, кстати, тоже посвящена подготовке к СОР-26.