Перед Россией стоит сложнейшая задача освоения высоких широт. Отдельные участки Арктики настолько малоизучены и находятся на таком отдалении от какой-либо инфраструктуры, что вовлечение их в хозяйственную деятельность по своим техническим характеристикам и экономическим затратам сопоставимо с освоением космоса.
Понимая, какая трудная задача стоит перед российским бизнесом, в правительстве разработали Стратегию развития Арктической зоны России до 2035 года, включающую предоставление всей Арктической зоне РФ особого экономического режима. Эти льготы должны заработать уже в следующем году. Кроме того, в стадии обсуждения находятся законопроекты о доступе частных компаний на арктический шельф, а также о создании новой компании— госкоординатора новых шельфовых проектов в Арктике.
О том, с какими трудностями сталкиваются проекты по разведке и добыче нефтегазового сырья в высоких широтах и как их преодолеть, «НиК» рассказал заместитель генерального директора по развитию шельфовых проектов АНО «Агентство Дальнего Востока по привлечению инвестиций и поддержке экспорта» Магомед Гехаев.
«В настоящее время процесс геологоразведки на арктическом шельфе растягивается на 10–15 лет, причем 10 лет — это скорее оптимистический сценарий.
Данный факт негативно сказывается на стоимости будущих денежных потоков, что снижает инвестиционную привлекательность проектов.
Существующие на рынке буровые установки позволяют проводить геологоразведочное работы только в безледовый период (от 2 до 5 месяцев в году), так как не выдерживают арктических ледовых нагрузок.
Теперь представим: компания зафрахтовала буровую в Китае, но она не ледостойкая, а риск столкновения со льдом и разрушения платформы достаточно велик. На этом этапе ей приходится получать очень много разрешительной документации как у страховых компаний, так и в госорганах. Последних беспокоит проблема возникновения экологических и техногенных катастроф. Решение этих вопросов требует дополнительного времени и больших денег.
Помимо прочего, компании ограничены в проведении конкурентного отбора подрядчиков в виду наложенных Западом санкций на освоение шельфа РФ.
Россия не имеет и собственных сервисных интеграторов, то есть компаний, похожих на Schlumberger, Halliburton, Weatherford, которые могли бы оказать комплексные услуги по сопровождению бурения. За нефтесервисом снова приходится обращаться за рубеж.
Кроме того, компаниям, которые решили все финансовые и административные проблемы, постоянно приходится форсировать работы в высоких широтах просто по причине сложных метеоусловий. Им сложно завершить комплексное исследование геологии участка за один сезон. Приходится сниматься с точки и возвращаться в следующем году, увеличивая расходы на фрахт судов.
В результате снижается вероятность эффективной реализации арктических проектов, делая коммерческим освоение только для месторождений-гигантов, выдерживающих инвестиционную нагрузку от значительных затрат на ГРР и строительства автономной добывающей платформы.
Бурение скважины «Университетская» компании «Роснефть» показало, что для контроля за ледовой обстановкой в акватории, где проводились работы, потребовалось 14 судов обеспечения, минимальная ставка фрахта одного судна составляла $50 тыс. в день. То есть компания платила $700 тыс. в день только из-за ледовой обстановки в Арктике. Я ценю и уважаю работу «Роснефти» совместно с ExxonMobil, которым удалось пробурить эту скважину и доказать, что в Арктике есть нефть. Она обошлась в $1 млрд. Однако только для изучения одного лицензионного участка требуется минимум 4-5 таких скважин, то есть $5 млрд. Если эти цифры заложить в экономическую модель, то ни один проект в Арктике не будет обладать положительной финансовой отчетностью.
В настоящее время многие специалисты сходятся во мнении, что главная проблема арктического шельфа — это льды. Так почему бы нам не научиться с ними бороться, то есть производить буровые установки, которые не боятся льдов? Мы изучили рынок и пришли к выводу, что такие технологии есть, обладатели этих технологий готовы работать с российским бизнесом.
На мой взгляд, государство должно создавать плацдарм для реализации арктических проектов.
Пример Норвегии, которая занимает лидирующие позиции по развитию шельфовых проектов Северных морей, показывает, что государству в первую очередь необходимо создать комфортные условия для бизнеса, то есть приемлемый фискальный режим. Компании должны быть заинтересованы в работе в Арктике. Важны и приемлемые монетарные условия. В России бизнес фондируется под 7–10%, в Норвегии — под 2–4%. В результате бизнес требует от шельфовых проектов в России доходность от 15 до 20%, тогда как в Норвегии всего 8–10%. Разница большая. Здесь решением может быть предоставление бизнесу инструмента государственной поддержки в виде проектного финансирования. Возможно, не стоит давать прямые деньги для проведения геологоразведочных работ, поскольку это рисковый капитал и государство может потерять значительную сумму денег. Тогда нужно финансировать развитие и строительство отечественной инфраструктуры, которая позволит выполнять определенные заказы — например, создавать буровые платформы. Однако для определения эффективности и ключевых векторов развития инфраструктуры, промышленности, добычи у государства, на мой взгляд, должен появиться свой собственный агент, который будет заниматься шельфом профильно.
Пример Норвегии очень показателен. В начале пути по развитию нефтегазовой отрасли в этой стране была создана госкомпания Statoil (с 2018 года — Equinor ASA), ориентированная на шельф. Она стала обязательным участником всех шельфовых проектов, это дало компании необходимый опыт и компетенции. Кроме того, в Норвегии был принят закон, согласно которому минимум 25% используемого оборудования должно быть локализовано на территории страны, в дальнейшем эта цифра доходила до 40%. Так норвежцы развивали собственную инфраструктуру. В России есть только закон о необходимости предпочтения продукции российских производителей при осуществлении госзакупок, но его очень легко обойти. Хотел бы напомнить, что изначально экономика такого известнейшего шельфового проекта Норвегии, как Ekofisk, была отрицательной. Однако для него решили построить максимально развитую инфраструктуру — переработку, хранение и логистический центр. К ней подключались и другие нефтегазовые проекты.
В итоге инфраструктурой Ekofisk стали пользоваться 10 проектов с разными владельцами и участниками. За счет этого снижалась их себестоимость.
Такое разделение рисков стало возможным благодаря участию во всех нефтегазовых проектах Норвегии компании Statoil, то есть у норвежского государства был элемент воздействия на партнеров.
Впоследствии многие назовут это кластерным механизмом развития шельфовой отрасли.
В России вся работа по шельфовым арктическим проектам ведется очень разрозненно. Нет единого заказчика. «Роснефть» делает что-то свое, также поступает и «Газпром». Компании вкладывают огромные деньги и силы в эти проекты. Однако в Норвегии была общая модель по развитию шельфа, она консолидировала все усилия. Возможно, стоит посмотреть на этот опыт и в какой-то мере его перенять, чтобы и в России бизнес, который захочет работать в Арктике, понимал, какие есть заказы и на что. Кстати, у норвежцев одним из условий было участие местных предпринимателей в шельфовых проектах, а также совместная работа с зарубежными партнерами.
Россия до сих пор пользуется колоссальным советским наследием в Арктике. Например, широко растиражированная информация о лицензировании 90% российского арктического шельфа не соответствует действительности. Роздано 90% из тех площадей, которые были поставлены на баланс еще в СССР. Свободных участков на шельфе Северных морей у России много, просто там никакие изыскания не велись, они не изучены.
При этом некоторые специалисты считают, что упущенный мультипликативный эффект российской экономики от нереализованных шельфовых лицензий, может составить порядка 18 трлн рублей.
Я также считаю, что если Россия не будет строить свою инфраструктуру, а продолжит пользоваться услугами наших зарубежных партнеров, то из страны продолжат выводиться огромные деньги. И это особенно важно в разрезе развития Дальнего Востока и Арктики», — рассказал Магомед Гехаев.
Беседовала Екатерина Дейнего