За прошедшие годы развития сланцевой добычи всякое бывало. Однако рост этого сектора всегда был обусловлен сочетанием факторов конъюнктуры, инфраструктуры, технологий, бизнес-процессами — слияниями и поглощениями. Каждый год эти факторы в каком-то сочетании влияют на добычу сланцевой нефти, поэтому сейчас ничего особенного не происходит. Цена устраивает. Инфраструктура развивается: готовятся к вводу в строй новые трубопроводы из бассейна Permian к Мексиканскому заливу. Реализуются новые технологические решения — например, новые мощности по производству пропанта (гранулообразный материал, который используется для повышения эффективности отдачи скважин с применением ГРП — прим. «НиК») вводят в строй в Техасе. Другое дело, что в этот сектор в настоящее время стали больше приходить крупные игроки, такие как ExxonMobil и Chevron. Причем ExxonMobil не сам по себе, а через свою дочернюю компанию.
Активизировались процессы поглощения малых компаний более крупными, кто-то банкротится. Но это естественный фактор, он присутствовал все эти годы.
На рынке присутствуют ожидания возможных ресурсных ограничений, которые скажутся и на темпах роста добычи сланцевой нефти, однако пока ограничений в том же Permian нет. Сейчас в бассейне Permian осваивается два горизонта из восьми, и только на начальном этапе. Есть огромные, еще не лицензированные площади в штате Нью-Мексико. Поэтому у сланцевого сектора нет ресурсных и технологических ограничений, а то, что инвесторы всегда предъявляют претензии в связи с несбыточными ожиданиями, — это вечная борьба между финансистами и нефтяниками. Всегда были требования со стороны финансистов, чтобы нефтяные компании старались работать в рамках положительного операционного денежного потока, генерировали этот cash flow, который бы использовали для собственного развития. Компании в какой-то момент выдерживали эту финансовую дисциплину. Однако затем они все равно поддавались соблазну, поскольку приходили другие финансисты, которые давали им кредиты на еще более соблазнительных условиях, и компании уходили в минус в чистом денежном потоке, так как покупали новые лицензионные участки.
Участки на сланцевых месторождениях дорожают, у крупных игроков есть преимущества, поскольку они заранее успели скупить многие земли. Кроме того, и финансирование для них обходится втрое дешевле.
В этом бизнесе всегда будут победители и проигравшие, довольные и недовольные — как со стороны промышленников, так и со стороны финансистов.
Публикации о замедлении роста сланцевой добычи время от времени появляются, это похоже на какой-то медийный способ давления на компании, чтобы они вернулись в рамки операционного денежного потока, не уходили в минус и понимали, что им эти деньги нужно возвращать.
Что касается новых климатических стандартов, сланцевый бизнес предполагает множество способов обеспечения финансирования, вплоть до создания временных совместных предприятий, которые образуются для бурения одной скважины. Однако речь идет о действительно крупных фондах, например пенсионных фондах США или Норвежском нефтяном фонде, а также о других крупных инвесторах. Для них это такой PR-ход. Тем не менее выгодный бизнес найдет средства. Денег на рынке много, и они ищут применение.
Думаю, что ни последний президент США от американской Демократической партии Барак Обама, ни действующий лидер Соединенных Штатов Дональд Трамп никак не способствовали и не препятствовали развитию сланцевого бизнеса. Сначала Обама пытался не одобрять сланцевую добычу хотя бы на эмоциональном уровне. Он говорил, что будущее за возобновляемыми источниками энергии, а нефтегазовые ресурсы из прошлого века. Но когда пришла пора переизбираться на второй срок, во время теледебатов с Миттом Ромни он очень громко заявлял, что Штаты «добились энергетической независимости, добились роста сланцевой нефти и газа». Все эти достижения Обама приписывал своей мудрой энергетической политике, хотя ее не было, поскольку сланцевая добыча — это инициатива частного бизнеса и региональных властей. В ряде американских штатов, например в штате Нью-Йорк, гидроразрыв был запрещен как при Обаме, так и при Трампе. В каждом штате свои подходы к этому, от центральной федеральной власти зависит мало.
Напомню, Дональд Трамп изменил ставку налога на прибыль для крупного бизнеса и тем самым содействовал всему сектору, не только нефтегазовому.
Он пытается снять ограничения по качеству моторного топлива и фактически сразу же взялся за разрушение федерального Агентства по охране окружающей среды, чтобы оно не мешало развиваться угольному бизнесу. Однако это никак не повлияло на выживание угля, который умирает по чисто экономическим причинам, так как не выдерживает конкуренции с газом в энергетике.