Posted 18 апреля 2019, 12:55
Published 18 апреля 2019, 12:55
Modified 16 августа 2022, 21:48
Updated 16 августа 2022, 21:48
Свержение президента Судана Омара аль-Башира, правившего почти три десятилетия, подвергает серьезным рискам планы экспансии в этой стране российских нефтегазовых компаний. 2019 г. мог стать отправной точкой для ряда крупных проектов, в обсуждении которых принимал участие лично аль-Башир. Теперь же ситуация в Судане и его нефтяной отрасли зависит от того, какие решения будут принимать захватившие власть военные. Россия декларирует, что в любом случае останется другом Судана, но кризис в стране может иметь разрушительные последствия далеко за ее пределами.
До случившегося в 2011 г. разделения страны на северную Республику Судан и Южный Судан в иерархии мировых нефтяных держав Судан традиционно был «крепким середняком». Однако основная часть месторождений находилась именно в южных районах, и нынешний Судан уже не может похвастаться внушительными запасами нефти. По данным Энергетического агентства США на 2017 г., они составляли всего 1,5 млрд барр., что помещает Судан в конец четвертого десятка стран. Запасы Южного Судана существенно больше — порядка 3,5 млрд барр. (29-е место в мире), но перспективы их разработки практически полностью зависят от «старшего брата», поскольку единственный трубопровод, по которому южносуданская нефть может экспортироваться, проходит по территории Республики Судан. Там же расположен и крупнейший экспортный нефтепорт Порт-Судан, и основные перерабатывающие мощности.
Выгодное географическое положение позволяло Судану диктовать новоиспеченному южному соседу условия нефтяного транзита практически сразу после официального признания его независимости. Урегулирование условий транспортировки между двумя Суданами было очень непростым, а когда договоренности были достигнуты, на юге началась гражданская война, закончившаяся только в августе 2018 г.
В результате добыча в Южном Судане далеко не соответствует потенциалу месторождений.
По последним данным, ее уровень составляет 170 тыс. б/с, хотя запасы позволяют добывать в 2 раза больше. В свою очередь, Республика Судан в конце 2018 г. добывала 75 тыс. б/с. Сравнение с пиковыми показателями еще единого Судана образца 2007 г. — 482 тыс. б/с — демонстрирует глубину кризиса, в котором уже много лет находится отрасль.
До разделения страны крупнейшим инвестором нефтяной промышленности был Китай, фактически игнорировавший санкции, наложенные на Судан американцами. Как отмечала в одной из своих статей российский африканист Татьяна Дейч, именно с помощью Китая Судан превратился из импортера нефти в страну-экспортера, где создана собственная нефтяная промышленность, включая разведку, эксплуатацию месторождений и продажу нефти. Китайская нефтяная госкорпорация CNPC, получившая самую крупную долю (40%) в ведущем совместном предприятии Судана Great Nile Petroleum Operating Company, до 2011 г. вложила $4 млрд в проект строительства терминала для танкеров в гавани Марша-аль-Башир вблизи Порт-Судана, 1600-километровый нефтепровод, новый НПЗ и т. д. Нефтяной бум в середине прошлого десятилетия стабилизировал режим Омара аль-Башира, позволив ему после двух десятилетий правления принять в 2010 г. новую конституцию, по которой он мог оставаться у власти еще два пятилетних срока.
После отделения Юга власти Республики Судан попытались сделать ставку на золото, по уровню добычи которого страна быстро смогла выйти на 3-е место в Африке после ЮАР и Ганы. В нефтяной отрасли акцент был перенесен на шельфовые проекты в Красном море, которые еще не так давно казались перспективными. Однако в 2015–2016 гг. на фоне падения мировых цен на нефть из ряда проектов вышли CNPC, индийская ONGC Videsh и малайзийская Petronas, не согласившись с предложенными им условиями.
«В первые годы независимого существования, когда цены на нефть находились на пике, Судан и Южный Судан упустили возможность укрепить финансовое состояние, пытаясь отстоять свои условия экспорта углеводородов. Вопрос транзита удалось решить, но главная проблема — политическая и военная нестабильность — сохранилась в обеих странах.
Военная напряженность между ними, а также внутренняя борьба в каждом из них — главная причина, которая заставляет даже самых заинтересованных инвесторов уходить из суданских проектов»,
— отмечала в середине 2017 г. эксперт Института Ближнего Востока РАН Анна Манафова.
Тогда президент Судана, перед которым маячила проблема сохранения власти на очередной срок, решил попытать счастья в Москве. Основания рассчитывать на успех у аль-Башира были весомые — от традиций дружбы с Россией, заложенных еще в советские времена, до признания присоединения Крыма в 2014 г. и недовольства политикой США в арабском мире.
В конце 2016 г. была подписана серия соглашений о возможном участии российских компаний в проектах в области геологии, недропользования и энергетики. А после того, как в ноябре 2017 г. Омар аль-Башир совершил первый официальный визит в РФ, российско-суданские связи стали крепнуть на глазах. Встретившись с Владимиром Путиным в Сочи, президент Судана заявил, что его страна могла бы стать для России «ключом к Африке», и это высказывание не осталось без внимания.
В июле 2018 г. поездку в Хартум совершил новый глава Минприроды России Дмитрий Кобылкин. На встрече с аль-Баширом и представителями компаний-недропользователей обсуждался, в частности, вопрос строительства одной из российских компаний нового НПЗ в районе Порт-Судана. О подробностях проекта в дальнейшем сообщил газете «Известия» посол Судана в России Надир Юсуф Бабикер. Из его слов следовало, что российский НПЗ должен был стать одним из крупнейших в Африке и, помимо насыщения внутреннего спроса, поставлять свою продукцию в соседние страны Африканского Рога — Эфиопию, Эритрею, Джибути и Сомали.
В числе российских нефтегазовых компаний, которые рассматривают возможности работы в Судане, в 2018 г. называли «Роснефть», «Газпром нефть», «Татнефть», «Зарубежнефть».
Последняя в конце 2018 г. выразила готовность обсуждать условия работы на двух нефтегазовых блоках. Незадолго до того «Зарубежнефть» заключила соглашение о сотрудничестве и с Южным Суданом, предполагавшее техподдержку в сфере инжиниринга и геологоразведки для местной госкомпании Nilepet. В минувшем декабре Кобылкин сообщил, что существует предварительная договоренность по проекту НПЗ с «Газпромбанком». В самом конце 2018 г. Министерство нефти, газа и полезных ископаемых Судана объявило о подписании соглашения с российскими компаниями о НПЗ в Порт-Судане мощностью 220 тыс. барр. нефтепродуктов, но ни стоимость проекта, ни его участники не разглашались.
2019 г. может принести, казалось бы, неожиданный прорыв для российских компаний в Судане, констатировал после этого американский аналитический портал Oilprice, напоминая, что и Республика Судан, и Южный Судан являются одними из самых опасных мест на планете для добычи нефти. Более того, отмечало издание, к ним примеряются не мелкие или средние российские компании, а сразу нефтяные мейджоры.
Одновременно суданские власти строили планы увеличения добычи примерно в 1,5 раза (до 120 тыс. б/с) уже в течение года. В ноябре 2018 г. на Африканской нефтяной неделе в Кейптауне министр нефти Судана Азхари Абдалла проинформировал, что страна намерена начать геологоразведочные работы, предположительно, в III квартале 2019 г., а в течение 3–5 лет начать экспорт нефти.
«Мы уверены, что сейчас действительно время для второго нефтяного бума в нашей стране», — обратился Абдалла к потенциальным инвесторам.
Но через несколько дней эти декларации были фактически дезавуированы: в Судане начались массовые протесты, вызванные типичной для стран с засидевшимися у власти диктаторами комбинацией причин.
После частичного снятия американских санкций в 2017 г. режим аль-Башира, рассчитывая на вступление в ВТО, пошел на уступки МВФ и ввел режим жесткой бюджетной экономии. Дефицит бюджета около $5 млрд осенью 2018 г. спровоцировал девальвацию суданского фунта более чем в 2,5 раза и резкое ускорение инфляции, поставив значительную часть населения на грань голода. А планы 75-летнего аль-Башира выставить свою кандидатуру на очередные президентские выборы, продавив необходимые поправки к конституции, вызывали все большее раздражение не только среди относительно слабой оппозиции, но и в правящих кругах.
После начала массовых выступлений с политическими требованиями аль-Башир объявил чрезвычайное положение и пообещал начать программу реформ, для чего было сформировано новое правительство. Протесты от этого не прекратились, ситуация все более скатывалась в сторону неконтролируемого уличного насилия. Тогда вмешалась армия, которая 11 апреля низложила президента, взяв власть в свои руки.
Главный вопрос политического будущего Судана на сегодняшний день — как долго продлится правление военных. Объявляя об отстранении аль-Башира в телеэфире, министр обороны Судана генерал-лейтенант Авад бен Ауф сообщил, что ситуация достаточно тяжелая, поэтому вооруженные силы приняли решение руководить страной в течение двухлетнего переходного периода. В африканских реалиях столь длительный срок может означать «навсегда», особенно если вспомнить обстоятельства прихода к власти предыдущего президента. Фактическим главой страны он стал в 1989 г. в результате военного переворота (аль-Башир в тот момент был бригадным генералом), хотя на протяжении последующих четырех лет власть в Судане принадлежала Совету командования революции национального спасения. В 1993 г. этот орган самораспустился, назначив аль-Башира президентом, а на первые выборы он пошел лишь в 1996 г.
Учитывая то, что с момента провозглашения независимости Судана в 1956 г. нынешний госпереворот седьмой по счету, можно предположить, что и на сей раз военные приложат все усилия, чтобы удержаться у власти максимально долго. Режим чрезвычайного положения, введенный аль-Баширом, военные продлили на три месяца.
Сам характер событий в Судане заставляет утверждать, что перед нами не очередная твиттер- или фейсбук-революция, за которой стоят определенные западные интересы, имеющие сторонников в рядах местных элит.
И аналогии с событиями «арабской весны» 2011 г. или утверждения о втором издании «арабской весны», основанные на недавних событиях в Алжире, где в начале апреля ушел в отставку правивший 20 лет Абдель Азиз Бутефлика, следует использовать с осторожностью. Примечательно, что суданские военные сразу же заявили, что не станут выдавать аль-Башира международному правосудию, несмотря на наличие ордера на его арест от Международного уголовного суда, еще в 2009 г. признавшего экс-президента одним из организаторов геноцида в юго-западной суданской провинции Дарфур.
Как отмечает в комментарии для Oilprice ближневосточный аналитик Сирил Виддерсховен, руководитель исследовательской компании Verocy, в отличие от Египта, Ливии и Алжира, в Судане нет реального оппозиционного блока, который мог бы бросить вызов существующим властным структурам (любопытно, что в качестве ведущей оппозиционной силы выступили местные профсоюзы — Суданская ассоциация профессионалов). Но именно это обстоятельство недооценивают многие центры принятия решений на Западе, подчеркивает эксперт: «Президент аль-Башир был смещен без вооруженного противостояния между суданскими вооруженными силами и джанджавидами — вооруженными сторонниками аль-Башира. Массы на суданской улице не представляют некий демократический прозападный оппозиционный блок — скорее, это сборище, протестующее против авторитарного режима как такового. Вооруженные силы могут свести протесты на нет, введя военное положение.
Если в двухлетний переходный период в ситуацию не вмешается внешняя держава, новая правящая группа, поддержанная армией и, возможно, силами джанджавидов, конечно, консолидирует свою власть».
Удастся ли военным стабилизировать обстановку в стране — пока неизвестно. Судя по лентам новостных агентств, протесты в Хартуме продолжаются — на сей раз с требованиями передачи власти гражданским структурам, и военным приходится идти на уступки. Как сообщил 14 апреля телеканал Al Arabiya, принятое временным военным советом решение отменить цензуру в СМИ и законы об ограничении основных свобод состоялось под давлением «улицы». Тогда же совет объявил, что министр обороны бен Ауф уходит в отставку, а члены партии аль-Башира «Национальный конгресс» не будут привлечены к участию в будущем правительстве страны. Новым главой переходного совета стал 59-летний начальник штаба сухопутных войск Абдель Фаттах аль-Бурхан, в послужном списке которого участие в конфликтах в Южном Судане и работа военным атташе в Китае.
Россия сразу после падения аль-Башира заняла прагматичную позицию. Как заявил на минувшей неделе на пресс-конференции первый заместитель постпреда РФ при ООН Дмитрий Полянский, Россия всегда была другом Судана и останется таковым, хотя на данный момент воздерживается от поддержки какой-либо из сторон.
Спецпредставитель президента РФ по Ближнему Востоку и странам Африки, заместитель министра иностранных дел Михаил Богданов на вопрос журналистов, признает ли Москва новые суданские власти и поддерживает ли с ними связи, 16 апреля ответил: «Да, конечно».
С другой стороны, усиливается международное давление на военных, взявших власть в Судане. По сообщению AFP, Африканский союз, объединяющий 55 стран «черного континента», потребовал передать власть гражданскому политическому руководству в течение максимум 15 дней, в противном случае членство Судана в организации будет приостановлено «вплоть до восстановления конституционного порядка». О необходимости быстрой передачи власти гражданскому правительству заявила и канцлер Германии Ангела Меркель в телефонном разговоре с президентом Египта Абдель Фаттахом ас-Сиси.
Кто бы ни возглавил в результате Судан, для России наиболее принципиальным является сохранение уже достигнутых договоренностей в нефтегазовой сфере и других отраслях.
Наивно думать, что приход формально демократического правительства принципиально улучшит инвестиционный климат (в рейтинге Всемирного банка Doing Business страна занимает 162-е место), поэтому новым властям придется продолжать политику своих предшественников — искать инвестиции везде, где только можно.
В конечном итоге ситуация вокруг Судана выглядит очередным испытанием на прочность принципов здравого смысла в международной политике.
Несмотря на свои проблемы, Судан остается одним из ключевых факторов хрупкой стабильности в Центральной Африке и регионе Африканского Рога, и если ситуация в стране пойдет вразнос, в том числе под влиянием внешних сил, то это ощутят на себе очень многие.
«Беспорядки в Судане и Южном Судане не слишком повлияют на глобальное предложение нефти, но представляют неизбежную опасность для мировых товарных потоков, — отмечает Виддерсховен. — Протяженная береговая линия Судана в Красном море косвенно заставляет беспокоиться Египет, Саудовскую Аравию и многих других. Если стабильность не вернется в Хартум, Африканский Рог (Баб-эль-Мандебский пролив) также ощутит негативные последствия неопределенности в регионе. Трейдерам и поставщикам товаров придется смотреть на него с опаской».
Николай Проценко