Posted 26 апреля 2018, 13:06
Published 26 апреля 2018, 13:06
Modified 16 августа 2022, 21:49
Updated 16 августа 2022, 21:49
Нефтегазовая отрасль Дагестана, в советские годы имевшая весьма внушительные показатели добычи, пребывает в состоянии хронического кризиса. По итогам 2017 года добыча нефти и газа в очередной раз заметно снизилась, а с середины прошлого десятилетия накопленное падение уже превысило двукратный уровень.
Долгое время власти Дагестана возлагали большие надежды на старт добычи на шельфе Каспия, где были разведаны довольно крупные по местным меркам месторождения, но из-за падения цен на нефть и международных санкций эти планы были отложены до лучших времен. Тем временем кризис охватил смежные сегменты – прежде всего транспортировку нефти через Махачкалинский морской торговый порт, которая в 2017 году почти прекратилась.
Нет в Дагестане и крупных мощностей по переработке нефти, а в розничной торговле нефтепродуктами отсутствуют федеральные сети. На протяжении многих лет топливный рынок региона с трехмиллионным населением обслуживают местные мелкие игроки, которые зачастую работают под поддельными вывесками, копируя логотипы «Роснефти», «ЛУКОЙЛа» и других мейджоров.
Все это складывается в картину системного кризиса, которая, впрочем, присуща и многим другим отраслям дагестанской экономики, долгое время существовавшей как бы вне единого хозяйственного пространства страны. Интеграция Дагестана в правовое и экономическое поле России – одна из главных задач, стоящих перед новым руководителем республики Владимиром Васильевым, и нефтегазовая отрасль в этом процессе будет занимать, конечно, далеко не последнее место.
По мнению Михаила Чернышова, эксперта по экономике Дагестана, старшего научного сотрудника Института проблем рынка РАН, наиболее перспективным направлением для республики сегодня является добыча газа, которым теоретически можно обеспечить потребности всего региона. Дагестанская нефть вряд ли привлечет серьезный интерес крупных игроков, но остановить сокращение добычи за счет современных технологий работы на зрелых месторождениях еще вполне реально.
«НиК»: Что удалось сохранить в дагестанской нефтегазовой отрасли за последние 25-30 лет, несмотря на снижение добычи, отсутствие геологоразведки на суше, криминализацию экономики республики и прочие негативные факторы?
– Дагестан никогда не был лидером в добыче углеводородного сырья. Даже в 1970 году, когда в автономии добыли 2,2 млн тонн нефти, его доля в общей добыче СССР составила лишь 0,62% (в 1940 году – 0,47%). Для сравнения: азербайджанские нефтяники в середине ХХ века добывали более двух третей всей нефти страны.
За почти 30 лет постсоветской истории дагестанская нефтегазовая сфера действительно заметно изменилась не в лучшую сторону.
Если в 1990 году в регионе добывали 634 тыс. тонн нефти и газового конденсата, то в 2016 году объемы упали до 180 тыс. тонн, оставаясь примерно на этом уровне. Причем республика ежегодно потребляет нефтепродуктов примерно на 1,2 млн тонн в пересчете на сырую нефть. В некоторые годы хищения сырой нефти из трубопроводов были сравнимы с объемом добычи. Запасы нефти на суше истощаются: извлекаемые запасы составляют около 6 млн тонн, тогда как на прибрежном шельфе они составляют около 17 млн тонн. Геологоразведка почти не ведется: с 1994 года на суше открыто единственное нефтяное месторождение «Новая надежда», а разведка шельфа геологоразведочной компанией «Мегатрон» («дочкой» немецкой Wintershall) прекратилась после введения запрета на разработку шельфа иностранными компаниями.
«НиК»: Можно ли утверждать, что нефть в материковом Дагестане кончится в обозримой перспективе? Перспективно ли сегодня заниматься разведкой новых месторождений в сухопутной части Дагестана или хотя бы использовать передовые технологии добычи на зрелых месторождениях?
– Единственной возможностью увеличить объем добычи стала работа по добору нефти из законсервированных скважин, но извлекать из месторождений удается далеко не все запасы нефти. В СССР так называемый коэффициент нефтеотдачи, показывающий долю извлекаемой нефти в величине геологических запасов, достигал 36-38%, но чаще всего извлекалось около 30% нефти. В мировой практике в среднем удается получить около 45%. За последние десятилетия мы наблюдаем прогресс технологий, позволяющих увеличить нефтеотдачу.
Из законсервированных скважин Дагестана можно добыть несколько миллионов тонн нефти и даже на какое-то время увеличить добычу на суше до 400-600 тыс. тонн в год. При существующей низкой добыче можно «растянуть» запасы на несколько десятилетий. Но небольшие объемы добычи, низкий уровень запасов и недостаточный уровень мировых цен на нефть пока делают дагестанский нефтедобывающий сектор недостаточно привлекательным для инвесторов. Что касается проведения изысканий на суше, то перспектив открытия месторождений, интересных для крупных игроков, практически нет, а у мелких игроков нет денег на разведку.
Основной резерв добычи нефти – использование современных технологий и расконсервация скважин.
С запасами газа ситуация выглядит намного лучше: республика может обеспечить свои потребности на десятилетия за счет собственной добычи. Однако перепроизводство в газовой сфере и высокий уровень монополизации рынка приводит к тому, что дагестанские потребители вынуждены покупать более дорогой газ из сибирских месторождений, и это негативно влияет на себестоимость местной продукции (тепличные хозяйства, производство стройматериалов, стекольная и пищевая промышленность, другие отрасли).
«НиК»: Какими ценными компетенциями нефтегазовая отрасль в Дагестане обладает до сих пор и как их грамотно использовать?
– Дагестан не является «кузницей кадров» для нефтегазовой сферы, как в свое время Баку и Грозный. Переработка сырья не продвинулась дальше получения моторного топлива. Перспективные направления нефтехимии пока никем не рассматриваются.
«НиК»: При каком уровне цен на нефть станет возможно вновь говорить о перспективах шельфовой добычи? Можно ли ожидать, что у крупнейших нефтегазовых компаний, прежде всего у «Роснефти», снова появится интерес к этим проектам?
– Добыча нефти на шельфе рентабельна уже при цене $45-50 за баррель, но на прилегающих к Дагестану участках шельфа в силу геологических причин не может быть крупных (более 20 млн тонн) месторождений нефти, а мелкие неинтересны для основных игроков. «Роснефть» может профинансировать работы по расконсервации скважин на суше, но не для извлечения прибыли в масштабах компании, а скорее чтобы вывести в «плюс» свою дагестанскую дочернюю компанию.
«НиК»: Какое значение для будущего нефтегазовой отрасли в Дагестане имеет очередная смена главы республики? Насколько справедлива версия, что назначение Владимира Васильева отчасти сделано под заход в республику крупных российских компаний, в том числе нефтегазовых (по меньшей мере в топливной рознице)?
– Не думаю, что нефтегазовая тема как-то повлияла на смену руководства республики. В Дагестане есть проблема долгов за газ, которая может начать решаться при новом руководстве, есть и проблема продажи нефтепродуктов, которая также анонсирована Владимиром Васильевым. Но даже если крупные компании начнут открывать в республике свои автозаправочные станции, трудно подозревать их в попытке влиять на региональную политику – это слишком мелкий сегмент в масштабах их бизнеса.
«НиК»: Реально ли возвращение перевалки нефти в Махачкалинский морской торговый порт в прежнем объеме? При каких условиях это может произойти?
– Махачкалинский порт в 2017 году снизил перевалку грузов в 2,5 раза по сравнению с 2016 годом. Обработано всего 1,3 млн тонн сухих и наливных грузов: перевалка зерна снизилась до 326 тыс. тонн, нефти – в 2,8 раза, до 1,011 млн тонн. Прежде мы слышали о планах порта после реконструкции довести мощности перевалки с 5 до 15 млн тонн.
На то есть несколько причин.
Во-первых, Минэнерго запретило транспортировать нефть с содержанием серы, превышающим 0,6%, – у казахской нефти, которая переваливалась через Махачкалу, этот показатель равен 1,2%. Во-вторых, снижается добыча на шельфе и усиливается конкуренция со стороны иностранных портов.
Увеличивает объемы перевалки порт Баку, что связано с более привлекательными условиями по нефтепроводу Баку – Тбилиси – Джейхан. Соответственно, растут объемы у казахов. В текущем году ожидается улучшение ситуации, и, возможно, по итогам 2018 года перевалка нефти через Махачкалинский порт может вновь дойти до 3 млн тонн.
«НиК»: При предыдущем главе республики Рамазане Абдулатипове в Дагестане была создана региональная нефтегазовая компания. Есть ли у этого проекта какое-то будущее или же он изначально был мертворожденным?
– Когда летом 2014 года решением Рамазана Абдулатипова была создана Государственная нефтегазовая компания Республики Дагестан (ГНКРД), то ее руководитель Лев Юсуфов обещал к 2016 году вывести ее в число лидирующих российских нефтегазовых компаний, достичь ежегодного уровня нефтедобычи в 6-7 млн тонн, а добычи газа – в 5-7 млрд м3. Это вызвало открытый скепсис у экспертного сообщества, но республиканское руководство не прислушалось к доводам разума и щедро финансировало данный проект. Сейчас у нас середина 2018 года, но нет ни грамма газа и нефти, добываемой этой компанией.
Единственная инициатива ГНКРД по продаже пакета акций вьетнамской госкорпорации PetroVietnam за $150-300 млн окончилась тем, что вьетнамцы оказались более квалифицированными игроками, чем воспринимались, и не пошли на «сомнительную сделку». Второй скандальный эпизод, также связанный с данной структурой, касался оценки и продажи республиканских газовых сетей.
Вызывало удивление, почему функции Минимущества передали госкомпании, но республиканская власть не комментировала правовую сторону вопроса, а прокуратура «ничего не видела и не слышала».
Как следствие, ГНКРД в течение ряда лет успешно проваливала задачу продажи сетей, что привело к бюджетному кризису, необходимости привлечения заимствований, а в 2017 году – к обращению к президенту о выделении средств из Резервного фонда. Так что если говорить о мертворожденном проекте, то скорее он был только по названию связан с нефтегазовой сферой, а на деле занимался работой с активами республиканского имущества и освоением бюджетных средств.
«НиК»: Какие меры необходимы для наведения хотя бы минимального порядка в розничной торговле горючим в Дагестане? Что мешало появлению в республике основных федеральных сетей АЗС, которые сейчас представлены даже в Чечне?
– Порядок на АЗС навести можно, если соблюдать законодательство, не размещать заправки в неположенном месте, проводить контроль качества топлива, вести налоговый контроль.
Думаю, у властей просто не было желания что-то менять в этой сфере.
Другой вопрос связан с тем, что давление на отрасль приводит к росту цен на топливо, а появление федеральных сетей может разорить мелких предпринимателей.
«НиК»: Могут ли простаивающие мощности дагестанских промпредприятий использоваться для локализации производств нефтегазового оборудования? Что необходимо предпринять для появления в республике таких проектов?
– Проблема не в том, можно ли производить оборудование. Например, насосы для нужд нефтяной отрасли в Дагестане производят до сих пор. Проблема в том, чтобы производить это оборудование качественнее и дешевле, чем у конкурентов, а это – задача уже федерального масштаба.
«НиК»: Каково место нефтегазовой отрасли в экономике Дагестана в долгосрочной перспективе – в рамках, например, проекта Стратегии-2050, в обсуждении которой вы принимаете участие?
– Нефть дагестанцев не прокормит. Если отрасль выйдет из убытков, больше будет приносить в бюджет – это уже хорошо. Поэтому место нефтяной отрасли в экономике Дагестана примерно такое же, как у кондитерской промышленности в среднем российском регионе. Газовая сфера имеет другие перспективы.
Механическое взыскание долгов за газ может привести к негативным экономическим последствиям, добыча же собственного природного газа может позитивно сказаться на всем народнохозяйственном комплексе.
Но все это касается лишь дагестанской экономики. Экспортировать нефть и газ, как это делают Ямал и Тюмень, Дагестан не сможет никогда.
Беседовал Николай Проценко