Конец знакомого нефтегазового мира, часть вторая

Продолжение. Начало от 15.01.2020

Слишком хрупкая нефть

«НиК»: Какова, на ваш взгляд, дальнейшая судьба соглашения ОПЕК+, учитывая то, что на последней встрече министров в Вене оно было продлено всего на три месяца? Можно ли это считать верным признаком нарастания внутренних разногласий между участниками сделки?

Соглашение ОПЕК+ было продуктом определенных экономических и в немалой степени политических обстоятельств. Для этих обстоятельств оно сыграло свою роль, стабилизировав рынок и восстановив хотя бы отчасти инвестиционный потенциал отрасли. Но теперь эти условия явственно меняются. Речь идет о перспективах нового картелирования рынка, в котором важнейшими будут не только экономические, но и политические и даже военно-политические факторы, такие как обеспечение безопасности добычи и транспортировки нефти. Но пока к окончательной констатации перехода в новую эпоху почти никто, кроме Трампа, не готов.

«НиК»: Почему именно Трамп готов?

Это четко следует из его описания ситуации с постановкой под контроль сирийских месторождений нефти. Поэтому еще некоторое время мы будем наблюдать попытки пролонгировать прежний картель и делать вид, что «все идет по плану».

Но было бы очень славно, чтобы облеченные властью люди в России понимали, что сохранять прежний формат присутствия на рынке до бесконечности не получится, а перекартелирование рынка неизбежно.

А с ним неизбежна и новая демпинговая война, к которой стоит быть готовыми. И с точки зрения накопления «инвестиционной подушки» — подчеркиваю: инвестиционной, а не в смысле проедания полученных дивидендов, — и с точки зрения организационной. В конечном счете, демпинговый кризис — это почти всегда асимметрия поставок и финансовый пылесос, вымывающий из отрасли инвестиционные ресурсы.

«НиК»: Как сейчас выглядит расстановка сил вокруг дальнейшего участия России в соглашении? Все ли из этих сил осознают негативный эффект от соглашения в виде замедления инвестиций в разведку и добычу и ухудшения качества запасов нефти? Какими могут быть ближайшие и среднесрочные последствия выхода России из соглашения? Допустимы ли в данном случае аналогии с ситуацией второй половины 1980-х, когда из-за наращивания добычи ОПЕК СССР оказался в ситуации финансового кризиса?

Системный кризис СССР несводим только к падению нефтяных цен — там было много существенно более сложных обстоятельств, например, негативный эффект ряда мер в сельском хозяйстве. Но если говорить о нефти, то сейчас арабские нефтедобывающие страны, не говоря уже о ряде других производителей, например, США, могут пострадать от демпинга не меньше, чем Россия. Нефтяной демпинг стал существенно более разнонаправленным и острым для всех его участников, чем в 1980-е годы. Первыми, кто от него пострадает, будут, вероятно, все же американские сланцевики, потом мы — Россия, потом арабские экспортеры, но и они тоже пострадают, что доказал демпинговый кризис 2014–2016 годов. Нефтяной рынок стал существенно более хрупким, и самое страшное, что на нем может произойти, — это неконтролируемый самопроизвольный демпинговый резонанс.

«НиК»: Может ли новое падение цен на нефть стать проверкой «по гамбургскому счету» неоднократных заявлений властей, что рубль отвязался от нефти и зависимость экономики от нефти стала в целом меньше?

Думаю, разговоры о том, что рубль отвязался от нефти — это не более чем самоуспокоительная пропаганда. Влияние колебаний нефтегазовой конъюнктуры действительно уменьшилось, но достаточно посмотреть на зависимость бюджета от нефтяных доходов, чтобы понять, насколько все непросто. Да и в принципе ни о каком снижении зависимости от сырьевого экспорта в условиях нынешней экономической стагнации, затухания внутренних драйверов экономического роста говорить просто невозможно.

Ситуацию могло бы улучшить повышение глубины нефтепереработки и расширение внутреннего потребления продукции второго и третьего технологических переделов в нефте- и газохимии.

Но пока мы наблюдаем плохо скрываемое нежелание хозяев ВИНКов этим заниматься и полное отсутствие очевидных стимулов со стороны власти. Отсюда и тот «баланс слабости», который мы наблюдаем в развитии отрасли и который неизбежно станет фактором в развитии политической ситуации. Изнутри поменяться ситуация не может. Стимул к изменениям должен прийти от власти, которая должна осознать опасность инерционного сценария развития. В конечном счете, столь жесткая борьба за сохранение за Россией большого куска европейского «газового пирога» связана с тем, что мы не смогли за минувшие годы «снять с доски» и отправить на переработку 20-25 млрд кубометров газа из европейского «пакета». Это очень непросто, но это неизбежно придется делать с учетом того, что на европейском направлении ситуация лучше не станет.

В сфере нефтяного экспорта ситуация существенно более благоприятная, однако и здесь требуется осознание нового уровня конкуренции на рынке и неизбежности структурного маневра. Особенно учитывая то, что этого потребует и новая экологическая модель, глобализации которой будут добиваться европейцы и либеральная часть американской элиты и которую Россия игнорировать не сможет, учитывая заинтересованность в сохранении экономических отношений с Западом.

Безответственность, доведенная до совершенства

«НиК»: Сделаны ли, по вашему мнению, должные выводы из скандала с «грязной нефтью»? Или же масштаб этой истории (точнее, масштаб «охоты на ведьм») был изначально переоценен в СМИ? Большой ли в итоге репутационный ущерб понесла Россия?

Нет, не сделаны. Выводы, когда они «делаются», — это, как правило, определение и наказание виновных. А когда все ограничивается констатацией, что колоссальный экономический, не говоря уже об имиджевом, урон был нанесен «неустановленной группой неизвестных лиц», то это напоминает мне замечательную фразу: «если кто-то кое-где у нас порой», в которой единственный знак определенности — «у нас».

Вообще, в 2019 году мы в России довели принцип государственной и корпоративной безответственности до совершенства.

Если мы продолжим в том же духе в 2020 году — а очень похоже, что собираемся, — то нас ждет много интересных открытий.

«НиК»: Год назад много говорилось о том, что новый состав правительства должен найти более эффективные схемы взаимодействия между Минэнерго, Минфином и Минприроды. Есть ли признаки того, что это происходит? Можно ли говорить о том, что прямолинейного лоббизма (сформулируем обтекаемо) в стенах министерств стало несколько меньше, чем раньше?

С точки зрения государственного управления и развития, 2019 год был годом упущенных возможностей. Слишком много клановой возни, почти нет стратегически важных действий, что и привело к утрате приоритетов развития. Это касается всей экономики, и ТЭК — не исключение. Просто там еще есть, что делить, кроме бюджета, от этого противоречия стараются не выносить на поверхность. Но 2020-й должен стать годом появления подобных приоритетов — если хотите, «твердой руки» в энергетике, которая как минимум покажет вектор развития и сбалансирует лоббистские интересы, а они, как мы видим, противоречивы, порой до противоположности. Если этого не произойдет, конкурентоспособность отрасли будет снижаться, а с ней будет снижаться и конкурентоспособность страны в целом.

Беседовал Николай Проценко