Posted 25 ноября 2008,, 12:55

Published 25 ноября 2008,, 12:55

Modified 16 августа 2022,, 21:55

Updated 16 августа 2022,, 21:55

Нодари Симония:

25 ноября 2008, 12:55
«Нефтяники могут позволить себе пережить кризис» Интервью с академиком РАН, директором Центра энергетических исследований Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) РАН «НиК»: Нодари Александрович, что произошло с рынком нефти на фоне мирового финансового кризиса? Кроме того, что он упал.

«Нефтяники могут позволить себе пережить кризис»

Интервью с академиком РАН, директором Центра энергетических исследований Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) РАН

«НиК»: Нодари Александрович, что произошло с рынком нефти на фоне мирового финансового кризиса? Кроме того, что он упал.

— В экспертном сообществе есть мнение (оно прозвучало, в частности, в конце октября на III Энергетическом форуме в Будапеште), устанавливающее прямую связь между нефтяным кризисом — под которым следует понимать повышение цены на нефть — и финансовым кризисом. Связь такая, конечно, есть. Но резкое повышение (а потом падение) нефтяных цен связано, прежде всего, с увеличением объема спекулятивной деятельности на NYMEX (New York Mercantile Exchange).

Здесь важно напомнить о многослойности цены нефти, которая складывается из фундаментальной и спекулятивной составляющей, и этот принцип ценообразования сохраняется с 1983 года, когда американская компания WTI впервые вывела свою легкую техасскую нефть на NYMEX. С тех пор нефть стала торговаться на бирже как обычный товар. Что, на мой взгляд, совершенно неверно. Более того, я считаю это крупнейшей стратегической ошибкой, которая имеет и будет иметь в дальнейшем тяжелые последствия для всего человечества. Потому что нефть нельзя ставить в один ряд с песком и цементом или картошкой и мясо-молочными продуктами, которые традиционно торгуются на бирже, в том числе на NYMEX. Углеводороды — это стратегический товар, от которого зависит экономика государств и жизнеобеспечение людей. Но зато — в чем была положительная сторона открытия биржевой торговли нефтью — процесс ценообразования переместился с Ближнего Востока на Запад, и основными дирижерами на рынке нефти стали западные страны. В то время как до середины 80-х годов это было привилегией ОПЕК.

Теперь вернемся к текущим событиям. В ходе нынешней предвыборной кампании в США демократы обвиняли республиканцев в том, что те не обращают внимания на масштабные спекулятивные игры с нефтяными фьючерсами и никак им не противодействуют. На что республиканцы отвечали: друзья, Буш внес в Конгресс законопроект об отмене моратория на разработку шельфа, вот если бы вы согласились поддержать этот законопроект, то нефти было бы больше, роста цен — меньше, а спекулянты на рынке — это вторичный фактор.

На самом деле, демократы были правы. Они заказали независимым экспертам доклад, презентация которого состоялась 10 сентября в Конгрессе США. Два ученых скрупулезно — по датам и времени суток — показали абсолютное совпадение возрастания объемов фьючерсных сделок (когда в нефтяной сектор вбрасывались огромные деньги американских банков и хэдж-фондов) и взрывом цены на нефть, которая 15 июля превысила $147 за баррель. На основании этого доклада демократы настояли, чтобы федеральная комиссия по контролю за финансовым рынком занялась расследованием. Тогда спекулянты немедленно смылись с торговых площадок, и с NYMEX сразу утекло $40 млрд, которые были в нефтяных фьючерсах. Цена нефти пошла вниз, потеряв буквально к началу октября $40 из тех $147 за баррель.

«НиК»: И в этом никакой вины экономического спада?

— Дело в том, что эксперты показали Конгрессу США не просто динамику рынка нефти за последнее полугодие — они проследили соотношение спроса и предложения за этот период. Ведь сторонники республиканцев доказывали со всех трибун и в авторитетных западных изданиях, что никакого серьезного значения для нефти спекулятивные сделки на бирже не имеют. Что причина падения цен — снижение спроса на фоне экономического кризиса, и т. д. и т. п. А теперь было предъявлено фактическое доказательство, что спрос и предложение были соотносимыми на протяжении последних 6-7 месяцев 2008 года. То есть фундаментальный фактор цены — соотношение спроса и предложения — никакого отношения к росту нефтяного рынка не имел. А когда подоспел ипотечный кризис в Америке, а потом и глобальный финансовый кризис, то рынок нефти просто встал на свое место.

«НиК»: Это случайное совпадение? — Никто не мог планировать, что так произойдет. Сначала были единичные случаи банкротств ипотечных компаний, которым никто

не придал значения. Но когда в одночасье исчез Lehman Brothers, простоявший 130 лет, а потом еще четыре крупнейших инвестиционных банка вынуждены были изменить свой статус — это, конечно, свидетельствовало о глубоком кризисе в этой сфере. Крах финансового рынка наслоился на спекулятивные колебания цены на нефть, что усилило ожидания экономического спада и, соответственно, сокращения энергопотребления. Поэтому волна зашкалила за нижнюю планку фундаментальной составляющей цены на нефть.

«НиК»: Как скоро рынок отыграет потери?

— Во всяком случае, падение долго продолжаться не может. Я уверен, что фундаментальная составляющая цены на нефть сегодня тянет на $80-100. Кстати, то же самое говорил и ОПЕК, когда решался вопрос о сокращении квот.

Я согласен с их выводами не потому, что солидарен с картелем, а потому, что есть объективные основания.

Так называемые supermajors еще долго будут оставаться весомым компонентом мирового рынка нефти и газа, хотя их здорово потеснили национальные компании (прежде всего российские, арабские, латиноамериканские), и у них сегодня доступ лишь к 10-12% мировых резервов. Они были вынуждены вернуться «домой»: в Северное море, в Мексиканский залив.

И даже отважились разрабатывать нетрадиционные запасы — битуминозные пески и горючие сланцы в США и Канаде. ExxonMobil, которая в 1982 году отказалась от разработки сланцев в Колорадо, потратив на проект более миллиарда тогдашних долларов, сейчас вернулась и считает разработку сланцев крайне выгодной для себя. В этом транснациональные корпорации убедила деятельность маленьких независимых компаний, которые засучили рукава и стали доосваивать остатки труднодоступных месторождений. Осознав упущенную выгоду и посчитав, что именно они теряют, все supermajors вернулись обратно. Но поскольку все верхние высокорентабельные слои месторождений ими же давно исчерпаны, сейчас компании переживают стадию технологической перестройки — для более глубокого бурения на суше и под водой, для применения новых технических решений при освоении нетрадиционных запасов. К слову, именно благодаря разработке технологии добычи топлива из горючих сланцев США спасли 40% объема внутреннего производства газа. Иначе сегодня Америка была бы крупнейшим в мире импортером не только нефти.

Таким образом, supermajors, как существенная составляющая мирового рынка, вносят свой вклад в повышение фундаментального фактора нефтяной цены. Если она под воздействием внешнего фона уйдет далеко вниз от $80 за баррель, то будут сорваны все крупные проекты. А в 2007 году почти все нефтяные корпорации заявили о крупных инвестициях в производство. Например, Shell в 2008 году решила увеличить инвестпрограмму на $10 млрд (плюс к $27 млрд, заявленным в 2007 году). Трудно представить, что компания, вложив в проекты десятки миллиардов, откажется от их реализации.

«НиК»: А как же кризис ликвидности?

— Знаете, пусть газеты не преувеличивают и не сеют панику. Нефтяные компании за последние полгода выручили от продажи сотни миллиардов долларов и накопили в виде чистых прибылей огромные суммы денег. Они же их не выбросили? Поэтому, что бы сейчас ни говорили, крупные корпорации имеют «жирок» — подобно Стабфонду, создав который, мы можем позволить себе разговоры о том, что легко преодолеем кризис. Нефтяники тоже могут себе это позволить. Это первое. Во-вторых, во всех кризисах, которые были связаны с чисто нефтяными делами, крупные корпорации всегда пользовались благожелательностью финансистов, и пусть немного дороже, чем обычно, но все же получали займы. В то время как мелким и средним компаниям банки всегда отказывали. Так было в 1973 году (первый глобальный нефтяной кризис, связанный с эмбарго ОПЕК на поставки нефти всем, кто поддержал Израиль в войне с Египтом и Сирией — прим. ред.), так было в начале 80-х (нефтяной кризис был спровоцирован войной Ирана и Ирака и вводом советских войск в Афганистан). Так будет и сейчас. Потому что невозможно представить себе, что оставшиеся банки — не все же рухнут — откажут в кредитах Exxon, Shell или ВР. В худшем случае им скажут: «друзья, сейчас у нас напряженка с ликвидностью, поэтому вам это будет стоить дороже». Но ни один серьезный банк не решится сказать: «уходите, не хотим сейчас с вами иметь никаких дел». Такого в отношении международных нефтегазовых корпораций быть не может.

«НиК»: Российские госкомпании тоже обладают подобным иммунитетом к кризису?

— Наши госкомпании в прекрасном состоянии. Проблема в другом. Имея достаточно большие собственные средства, они набрали долгов на приобретение новых активов. «Газпром» до сих пор не может остановиться. И дело здесь не в личности главы «Газпрома». Просто ему поручили собирать камни, которые разбрасывались во времена Вяхирева: из «Газпрома» уходили тогда огромные активы, попадая в руки порой совершенно случайных людей. После чего была четко поставлена задача — вернуть все обратно. Задача практически выполнена. Но хватательный рефлекс настолько развился, что начали уже по всему миру собирать то, что «Газпрому» никогда не принадлежало. Вместо того чтобы сосредоточиться на основной деятельности — газификации страны и разработке открытых месторождений, к которым до сих пор не приступали, энергичнее привлекая инвесторов.

Можно бесконечно скупать активы, однако надо иметь представление, насколько это сейчас можно себе позволить. В итоге, не имея проблем с финансированием производства, но со словами «нам нужны деньги, потому что у нас долги», госкорпорации тоже стали в очередь, которая вообще-то была создана для банков с целью поддержания их ликвидности. Этого, я считаю, не должно быть. Даже несмотря на то, что «Газпром» и «Роснефть» тесно связаны с руководством страны — в том смысле, что это финансовая опора государства. Все еще опора, хотя мы пытаемся доказать, что зависимость от нефтегазовых доходов все уменьшается в росте ВВП. Но на самом деле это не так. Уменьшается, но очень медленно. А нужно было бы ускорить, в том числе инвестируя прибыль от нефти и газа в производство. Тогда и наша зависимость от финансового кризиса была бы существенно меньше.

«НиК»: Какие способы рефинансирования корпоративных долгов можно было использовать, не залезая в Резервный фонд?

— Во всяком случае, государство имеет возможность не просто оказать поддержку своим компаниям, а предложить следующее: если хотите расплатиться с внешними долгами, то берите у нас эти деньги, чтобы потом вернуть их спустя какой-то срок с процентами. Но ведь это не так интересно. Расчет на то, что государство поддержит свои «опоры» на льготных условиях. Начали раздавать Стабфонд — почему бы и им что-нибудь не взять оттуда?

Главное, на мой взгляд, чем должны сейчас заняться госкомпании, — думать, как перестроить реализацию своей стратегии. В частности, как сэкономить на излишествах и как реструктурировать свою задолженность, которую нужно погасить в срочном порядке. Например, «Роснефть» во второй раз нашла спасение в заинтересованности Китая получать от нас нефть. Это было одним из ключевых вопросов недавнего российско-китайского саммита в Москве. И если по газу так ни о чем и не договорились (хотя за этим и приезжал Вэнь Цзябао), то по нефти интересы обеих сторон сошлись (см. также статью на стр. 20).

«Роснефть» предложила идею, с которой в очередной раз китайцы радостно согласились: мы обязуемся поставлять нефть (в объеме 15 млн твг), а вы вносите предоплату. Ровно об этом был договор в 2004 году когда «Роснефти» необходимо было срочно найти $6 млрд, чтобы выкупить «Юганскнефтегаз». Срок этого договора истекает в 2010 году. Поэтому сейчас речь идет о кредитовании под будущие поставки. До конца года «Роснефть» должна получить $5 млрд, которые и направит на реструктуризацию своих долговых обязательств.

«НиК»: Могут ли быть подобные «стыковочные узлы» в переговорах о поставках газа в Китай?

— Ни один газопровод в мире не был построен до того, как были достигнуты четкие контрактные соглашения о цене газа. Китай же хочет получить два газопровода к себе — один через Алтай, второй из Якутии, и при этом до недавних пор стоял на том, чтобы мы продавали свой газ по стоимости угля на внутреннем китайском рынке. Но, во-первых, газ нигде и никогда не привязывали к цене угля, его цена соотносится с ценой нефти. Во-вторых, китайцы дотируют и свой уголь, и свой газ при поставках промышленным предприятиям. Поэтому как я объяснял однажды китайским дипломатам, мы выглядели бы дураками, если бы согласились с искусственно заниженной ценой китайского угля как эквивалентом стоимости нашего газа, который в реальности после строительства огромных газопроводов будет обходиться нам гораздо дороже. Впрочем, с тех пор они больше не поднимали вопрос о привязке поставочной цены российского газа к своему углю. Но тем не менее и к мировой цене Китай, видимо, все еще не готов, поэтому во время недавней встречи премьеров и вице-премьеров в Москве о газе, как вы заметили, практически не было речи.

«НиК»: Какможет нарушиться сложившаяся структура спроса на энергоносители в связи с экономическим спадом в США и Европе? Обострит ли это конкуренцию экспортеров за азиатские рынки — прежде всего Китая и Индии?

— Вероятность перетекания спроса в Азию, я считаю, слишком преувеличена. В последнее время, когда об этом заходит речь в экспертном сообществе, я говорю коллегам: вот вы объясняете рост цен на нефть тем, что резко увеличился спрос со стороны Индии и Китая. Но тем не менее главным потребителем нефти в мире остается Америка — 24%. Около 17% мирового потребления приходятся на Европу. В то время как Китай в прошлом году потребил 9,3%, Индия — 3,3%. То есть вместе они дают половину того объема, который потребляет сегодня Америка. Поэтому сегодня главное, что влияет на фундаментальный фактор цены на нефть, — то, что делается в Америке. А Китай — это в перспективе. Нельзя же объяснять рост цен сегодня тем, сколько Китай будет потреблять через 5-10 лет. Это же смешно.

Если Запад говорит о виновниках роста потребления и, соответственно, роста цен, то давайте говорить об Америке. Почему США, имея 60% земель с потенциальным содержанием нефти и газа, запрещают законом их разработку? Почему они предпочитают 2/3 своего потребления удовлетворять за счет импорта, а не за счет разработки своих запасов? Потому что у них со времен Рузвельта действует стратегия консервации ресурсов на случай третьей мировой войны. Они до сих пор последовательно проводят эту политику, но с поправкой на современные реалии — на случай крупного военного конфликта.

Частично была разрешена добыча в Мексиканском заливе. Наконец, буквально недавно республиканцы и демократы договорились о компромиссном варианте по освоению своего шельфа. Но в итоге проблему спустили на уровень губернаторов, а губернаторы выступили против, потому что они ближе к избирателям.

«НиК»: Насколько отвечает запросам рынка сегодняшнее российское законодательство? Например, если компания с иностранной пропиской открыла крупное месторождение, то по закону оно как «стратегическое» может быть изъято государством?

— У нас сегодня одно из наиболее льготных законодательств, если вы сравните его, например, с Венесуэлой, Саудовской Аравией, с любой из развивающихся стран. Даже стратегические месторождения мы позволяем иностранцам разрабатывать, и, если они будут себя хорошо вести, 49% в СП по закону они могут иметь. Это общемировая норма, когда 51% остается у государства. И эта норма может прекрасно работать и у нас. Есть Южно-Русское месторождение, которое вместе с «Газпромом» разрабатывают немецкие компании BASF и E.ON. Они же вместе строят Nord Stream для доставки добываемого газа конечным потребителям в Европе, плюс голландцы подключились к консорциуму — вот продуктивная модель сотрудничества с иностранными инвесторами. В Штокмане также 51% будет у России, а остальное распределено между иностранными инвесторами.

«НиК»: Режим СРП — это действительно вчерашний день?

— Для России это вчерашний день из-за того, что в свое время были допущены крупные ошибки в условиях привлечения иностранцев к разработке месторождений, в первую очередь на дальневосточном шельфе. Но это ни в коем случае не относится к самой модели production sharing, которая успешно работает, например, в Китае, где, судя по темпам роста соглашений о разделе продукции, это отнюдь не «вчерашний день». Еще два года назад там было 32 проекта СРП, на днях я узнал о том, что их количество зашкалило уже за 50. Китай прекрасно применяет режим СРП на шельфе, потому что ему нужны технологии, знания и капиталы. Но, в отличие от нас, китайские власти грамотно сформулировали условия: когда пойдет промышленная добыча, функции оператора проекта может взять на себя государство.

«НиК»: А в чем проявилась наша безграмотность?

— В том, что мы вообще все отдали. И если в «Сахалине-1» хоть что-то есть у «Роснефти», то «Сахалин-2» до декабря 2006 года был целиком иностранный.

«НиК»: Сегодня у властей претензии к «Сахалину-1», который хочет сам экспортировать газ. Справедлив ли пересмотр соглашений по действующим СРП?

— Я считаю, что справедлив, хотя юридически это, безусловно, неправильно. Правда, справедливость — категория не из области права и экономики, но надо признать, что иностранные инвесторы получили участки на шельфе Сахалина, воспользовавшись слабостью, непрофессионализмом и коррумпированностью нашей власти в начале 90-х.

«НиК»: Пет ли сегодня риска потери западных инвестиций, прежде всего на арктическом и дальневосточном шельфе, в частности, по кризисным, причинам?

— Никто из России не уйдет. Все сейчас рыщут здесь в поисках новых соглашений. И мы, заметьте, никому не препятствуем, а только приветствуем это. Заинтересованные переговоры ведутся со всеми западными корпорациями. Ну, если все говорят, что Россия обидела Shell и British Petroleum, то скажите, почему они не уходят? Верно, некуда. А во-вторых, они знают, что могут здесь еще что-то получить. Например, когда ВР поглотила ТНК, она вышла на первое место по прибылям и удерживала первенство все последние годы. То есть именно за счет России. Это надо иметь в виду.

"