Ситуация выглядит, будто у нас нет правительства, а только отдельные министерства

В отличие от прошлого года, в этом году розничные цены на АЗС демонстрируют рост. Незначительный, ниже уровня инфляции, но все же рост. Причем этот рост совершенно не сопоставим с ценами на Санкт-Петербургской международной товарно-сырьевой бирже (СПбМТСБ), где происходит оптовая реализация топлива.

И эта ненормальная ситуация спровоцирована прежде всего изменениями и планами изменений фискальной нагрузки на отрасль.

Вот уже несколько лет система продаж топлива в России существует в двухконтурном варианте, причем, похоже, это устраивает и регуляторов, и участников рынка. С одной стороны, у нас существует вполне рыночная оптовая торговля топливом на СПбМТСБ, поскольку мы не хотим государственного регулирования цен, установления предельных уровней цен или чего-то подобного. С другой стороны, у нас существует нерыночная система ограничений розничных цен на топлива не выше уровня инфляции, не учитывающих ни роста оптовых цен, ни затрат на производство топлива и доставки его до АЗС.

В 2018 году, когда цены так же, как и сегодня, били рекорд за рекордом, в качестве экстренной меры возник так называемый «протокол Козака» (Дмитрий Козак, заместитель председателя правительства РФ), предусматривавший соглашение нефтяных компаний с правительством о заморозке цен на топливо с последующим возможным ростом не выше темпов инфляции и определение строго определенных объемов поставки топлива на внутренний рынок. Кроме того, было предусмотрено снижение акцизов на нефтепродукты. И это была последняя действенная мера, которая была понятна рынку.

Далее включился демпфер, который создавал стимулы для нефтяников продавать топливо на внутреннем рынке и не стремиться увозить все на экспорт. Мера, конечно, странная с учетом задачи по росту экспорта для увеличения поступлений в бюджет, но до какого-то момента работавшая и более-менее державшая биржу в узде.

А дальше рынок пошел вразнос, и причиной этому являются противоположные задачи у разных ведомств и возникающий из-за этого конфликт интересов. Задача Минфина по увеличению поступлений в бюджет превалирует над задачей Минэнерго по стимулированию инвестиций в производство. С одной стороны, стоимость топлива на оптовом рынке сдерживается с помощью демпфера, который в том числе поддерживает баланс между маржинальностью поставок на внутренний рынок и на экспорт. А с другой стороны, вся эта экспортная экономика зависит от величин, которые объективно не могут быть проконтролированы ни Министерством энергетики, ни Федеральной антимонопольной службой, которые, в свою очередь, несут полную ответственность за баланс внутренних цен и наличие объемов топлива на внутреннем рынке.

Например, для расчетов цен и налогов используются котировки зарубежных ценовых агентств. Эти котировки признаны мировым сообществом, но признание и использование не означает их объективность, тем более в условиях наложенных на нашу страну санкций. Сложилась парадоксальная ситуация: экспорт в недружественные государства прекращен, а мы продолжаем рассчитывать и экспортные пошлины, и экономику внутрироссийской переработки, исходя из несуществующих цен на российские нефтепродукты на рынках, на которые они уже не поставляются! Если есть цена, но нет поставки — это не рынок. Однако наши регуляторы считают по-другому, и европейские цены продолжают влиять и на российскую нефтепереработку, и на граждан нашей страны.

Безусловно, российские нефтепродукты продолжают поставляться на экспорт, правда, уже не в те страны, что раньше, но тем не менее. Соответственно, влияние экспорта на ценообразование полностью исключить нельзя. И здесь одним из важнейших факторов является стоимость нашей российской национальной валюты. Так сложилось, что большая часть нефтепродуктов до последнего времени и котировалась, и продавалась либо в долларах США, либо в евро. Стоимость рубля по отношению к этим валютам определяется на при непосредственном участии Банка России и Министерства финансов.

Экспортная альтернатива — вещь хорошая. Но только не в ситуации, когда курс рубля к доллару и евро в течение полугода падает на 30%, следовательно, прибыль от продажи нефтепродуктов на экспорт в рублях также вырастает на 30%. Таким образом, получается, что сами финансовые регуляторы разогревают внутренний рынок, повышая привлекательность экспортных поставок. И одновременно сообщают нефтепереработчикам о снижении демпферных выплат, которые сами же привязали к экспортным котировкам.

Решение одновременно двух задач — пополнение бюджета за счет роста экспорта нефтепродуктов и доходов от него и одновременно увеличение поставок топлива на внутренний рынок — нереально. Однако Минфин продолжает искать виновных, увеличивать налоги, снижать выплаты по демпферу, то есть делает все, чтоб внутренний рынок — зона ответственности Мнистерства энергетики и ФАС — находился в кризисном состоянии. Причем Минфин успешно решает свою задачу — пополнение бюджета. А то, что это мешает решать задачи ФАС и Минэнерго, — это не его проблема. Все это выглядит так, словно у нас нет правительства, а только отдельные министерства с самостоятельными задачами.

В итоге российский рынок нефтепродуктов идет в никуда. Инвестиции не стимулируются, основная прибыль изымается на этапе добычи из скважины, переработка и реализация нефтепродуктов более выгодна в формате на экспорт. Никто не спорит: свои задачи по инкассации доходов Минфин выполняет. А вот с кого он будет брать налоги через несколько лет? Какие производства сохранятся и будут демонстрировать стабильный доход при таком подходе?

Система топливообеспечения и ценообразования нуждается в коренной модернизации, иначе в ближайшие годы мы можем увидеть даже импорт нефтепродуктов в Россию. Потому что своих не будет.

Дмитрий Гусев, заместитель председателя Наблюдательного совета Ассоциации «Надежный партнер»