Соответствие новым экологическим, социальным и управленческим стандартам (ESG) в ближайшие годы станет для российских нефтегазовых компаний все более существенным фактором доступа к внешним рынкам и получению финансирования для своих проектов. Осознание всеми ведущими игроками отрасли того, насколько серьезен этот вызов в условиях стремительно меняющейся структуры глобальной энергетики, не подлежит сомнению — аббревиатура ESG сейчас звучит практически в каждой профессиональной дискуссии. Но удастся ли России стать здесь одним из центров принятия решений — большой вопрос: правила игры в сфере ESG определяют страны и компании, ушедшие далеко вперед в реализации политики энергетического перехода.
Предшественниками сегодняшней доктрины ESG можно считать сложившиеся еще в последние десятилетия ХХ века доктрины устойчивого развития (sustainable development) и ответственного инвестирования (responsible investment). В 1998 году Джон Элкингтон, один из основателей консалтинговой компании SustainAbility, сформулировал концепцию «тройного критерия» для бизнеса XXI столетия, основанную на представлении о том, что ценность компании или актива должна определяться не только финансовыми соображениями. Двумя другими столь же значимыми критериями Элкингтон назвал природоохранный и социальный факторы. Инициативу быстро подхватила группа финансистов, юристов и специалистов по охране окружающей среды, взявшая название «Благодетельный круг» (The Virtuous Circle, ныне — одно из ключевых понятий среди адептов ESG), а затем новыми принципами инвестирования заинтересовались крупнейшие финансовые конгломераты, такие как британский HSBC и американский Citicorp.
Популярность принципов ESG стала расти после глобального кризиса 2008 года, основной причиной которого можно с полным правом считать именно погоню за финансовой прибылью в ущерб интересам общества.
Интерес к новой концепции ответственного инвестирования обусловило и усиливающееся внимание мировой общественности к проблемам изменений климата, а также неудержимый рост социального неравенства. Все это к концу прошлого десятилетия сложилось в новую экономическую теорию, известную как капитализм стейкхолдеров, или капитализм всех заинтересованных сторон. Утверждается, что он идет на смену прежнему акционерному капитализму (shareholder capitalism) — порождению идеологии неолиберализма, которая ставила во главу угла экономическую эффективность компаний, выраженную в показателях акционерной стоимости (ценности).
Прошлогодний коронавирусный кризис, резко ускоривший проекты глобального энергетического перехода, стал некой точкой невозврата: доктрина — или идеология — ESG окончательно овладела умами политических и корпоративных элит, в последнее время регулярно сталкивавшихся с проблемой массовых протестов под экологическими и социальными лозунгами. Принципы ESG, обещающие капитализму будущее с человеческим лицом, выглядят удачной попыткой перехватить эту повестку по принципу «не можешь обезглавить — возглавь».
Россия — не исключение: если до недавнего времени энергетический переход воспринимался по большей части как некая западная блажь, то из последних высказываний руководства страны можно сделать вывод, что теперь будет предпринята попытка встроиться в этот долгосрочный тренд.
Одна из главных проблем, связанных с ESG, причем в глобальном масштабе, заключается в том, что каких-то универсальных стандартов и количественных методов оценки соответствия компаний ценностям, стоящим за этой аббревиатурой, по-прежнему нет.
Речь о том, чтобы создать именно новую систему эконометрии, выходящую далеко за рамки привычных показателей наподобие ВВП.
Собственно, с этим и связаны продолжающиеся дебаты о том, как подсчитывать пресловутый «углеродный след» и как определять ставки «углеродного сбора» (СВАМ), которым Евросоюз собирается облагать импорт из других юрисдикций. Между тем в последнее время налицо все больше признаков того, что ESG стремительно превращается именно в идеологию.
С одной стороны, уже никого не удивляют новости о том, что тот или иной западный банк или инвестиционный фонд отказывается от инвестиций в проекты, связанные с ископаемым топливом. Моду здесь, несомненно, задают крупнейшие финансовые институты наподобие государственного Пенсионного фонда Норвегии, управляющего нефтяными доходами этой страны, и риски делистинга и потери инвесторов для нефтегазовых компаний будут только нарастать.
«Торг вокруг принципов применения стандартов ESG, в особенности в области финансирования проектов, еще впереди, — предупреждает ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности Игорь Юшков. — Сейчас окончательное решение, финансировать ли конкретный проект, остается за самим банком, но давление будет продолжаться. Инвестиции в нефтегазовую отрасль все чаще называются „неэтичными“, хотя те, кто использует подобную риторику, могут сами пользоваться автомобилями с бензиновым двигателем».
А для российских компаний низкие рейтинги ESG могут стать причиной для запрета на финансирование и на доступ продукции компании на западные рынки уже в перспективе двух-трех лет, добавляет генеральный директор компании «ФОК (Финансовый и организационный консалтинг)» Виталий Дербеденев. Определенные сложности, по его словам, уже имеются: еще в 2018 году фондовые аналитики отмечали, что ряд шведских инвесторов отказываются приобретать акции некоторых российских нефтегазовых компаний из-за недостаточного внимания к экологическим проблемам. Также есть проблемы с привлечением финансирования из-за высокой доли угольной генерации у некоторых компаний в секторе электроэнергетики, добавляет Дербеденев.
С другой стороны, ESG-инвестиции в одночасье настолько вошли в моду, что сама аббревиатура ESG рискует превратиться в маркетинговый мем. Управление по финансовому регулированию и надзору Великобритании на днях уже выразило беспокойство, что многие инвестиционные фонды неожиданно «позеленели» на волне спроса на «устойчивое инвестирование», но зачастую не могут внятно объяснить своим клиентам, насколько их продукты соответствуют критериям ESG.
Так или иначе, понятно, что вся тема ESG в конечном итоге сводится к появлению в Евросоюзе новой системы протекционизма.
В этом уверен заместитель директора Фонда «ЦСР «Северо-Запад» Дмитрий Санатов. Однако, добавляет он, по-прежнему остается масса зон регулирования, недоработанных Евросоюзом и мировым сообществом, и этими лазейками будут пользоваться компании традиционного углеводородного цикла.
В российском нефтегазовом секторе, считает эксперт, дальше всего по пути ESG продвинулась «Роснефть», к ней сейчас подтягивается «Газпром нефть», которая формирует свою стратегию в этой сфере, а дальше ESG в России станет полем борьбы между экономистами и юристами: «Предметом этой борьбы будет правильное формирование портфелей активов, которые будут соответствовать нормам ESG. А поскольку многие стандарты только начинают появляться, компаниям пока очень просто зарабатывать рейтинговые баллы по формальным показателям».
Об отсутствии единых формализованных критериев действительно свидетельствуют разнящиеся данные рейтингов ESG. Например, в начале этого года агентство RAEX-Europe представило первый ESG-рэнкинг нефтегазовых компаний России, места в котором распределились следующим образом. Первое место занял ЛУКОЙЛ, ставший лидером по экологическому фактору и качеству корпоративного управления, на втором месте оказалась компания «Сахалин Энерджи», на третьем — «Газпром», далее расположились «Роснефть» и НОВАТЭК. Данные этого рейтинга, указывает Виталий Дербеденев, говорят о том, что сильной стороной российских нефтегазовых компаний в сфере ESG является корпоративное управление (средний балл — 63 из 100), в то время как социальная составляющая была оценена в среднем в 42 балла, а экологическая — только в 38 баллов.
А вот агентство Bloomberg в своем рейтинге ESG Disclosure, в котором оценивает информационную открытость в области ESG, на днях признало лидером среди ведущих компаний нефтегазовой отрасли «Роснефть». Эта же компания недавно стала лучшей среди российских игроков нефтегазового сектора в рейтинге международного агентства Sustainalytic и второй год подряд оказалась в списке участников группы биржевых индексов FTSE4Good с высокой оценкой деятельности в области ESG, а также прозрачности в раскрытии информации.
В имеющихся рейтингах ESG, отмечает Игорь Юшков, зачастую оценивается не то, как реально обстоят дела у компаний с социальными программами, защитой окружающей среды, корпоративным управлением и т. д., а наличие у них определенного перечня документов по этим направлениям — стратегий, отчетов и прочего. Такой подход, добавляет эксперт, стимулирует формальное отношение к ESG:
«Можно заявить о готовности ежегодно публиковать отчеты об устойчивом развитии, включать их данные в отчетность компании, разрабатывать различные KPI и дорожные карты, проводить различные совещания и тренинги — составители рейтингов возьмут это на заметку. То, что компания при этом постоянно допускает разливы нефти, может остаться за кадром: зачастую рейтинги выстраиваются по формальным критериям, которые могут и не касаться производственной деятельности компании. Хотя все это, конечно, не отменяет наличие у большинства российских нефтегазовых компаний социальных, спортивных, образовательных, экологических и прочих программ — делается в этом направлении много».
Иными словами, резюмирует Юшков, работа в направлении ESG строится не на пустом месте, нефтегазовые компании уже воспринимают ESG-отчетность как само собой разумеющееся.
Причина проста: как правило, это публичные корпорации, акции которых торгуются на биржах, а для привлечения инвесторов этот формат фактически стал обязательным.
В целом можно утверждать, что наибольших успехов во внедрении принципов ESG достигли крупные компании, активно работающие с зарубежными партнерами, считает Виталий Дербеденев. В то же время, признает он, российские компании традиционно уделяют не очень большое внимание проблеме устойчивого развития. Например, объем российского рынка ESG-облигаций составляет менее $3 млрд — лишь 0,3% от общего объема глобального рынка «зеленых» и социальных облигаций (более $1 трлн) и на порядок меньше доли России в мировом ВВП.
Но самый принципиальный момент для российских компаний заключается, пожалуй, в том, смогут ли они внести существенный вклад в формирование глобальных стандартов ESG. По этому поводу у экспертов есть серьезные сомнения.
То, что российские нефтегазовые компании во главе с «Роснефтью» так или иначе поставили для себя вопрос о переходе на ESG-принципы и связанные с этим стандарты, — это правильная реакция на последние глобальные тренды, констатирует Дмитрий Санатов. В то же время, продолжает он, понятно, что в Европе компании начали вкладываться в ESG больше десяти лет назад, так что вопрос, не является ли нынешнее движение России в этом же направлении поздней реакцией, звучит скорее риторически.
«Российские нефтяники уже добились существенных результатов в утилизации попутного газа, — напоминает эксперт. — Но по мере углубления энергоперехода будут возникать все новые вопросы — например, о том, откуда берется электроэнергия для производства сырья. Компетенции и технологии для декарбонизации производственного цикла в российском нефтегазе есть, но есть ли реальная мотивация? Предложение нефти на мировом рынке постоянно расширяется, появляются новые страны и регионы, где себестоимость добычи существенно ниже, чем в России, а запасы выше. В этих условиях любые действия, связанные с ESG, для российского нефтегаза будут носить критический характер с точки зрения цены вопроса.
Те же самые компании, которые сейчас активно внедряют принципы ESG, скорее всего, одновременно будут выступать и за сохранение традиционной модели энергетики и экономики страны в целом».
Кроме того, продолжает Дмитрий Санатов, новые сектора, в которые могут идти нефтяники, как это сейчас делают западные мейджоры, заявляющие о планах превращения в универсальные энергокомпании, уже сложились. В Европе, например, сейчас только заводов литиевых батарей строится около двух десятков на $60 млрд — войти на этот рынок будет практически невозможно. Выходом из этой ситуации может стать начало нового технологического цикла — например, натриевых батарей. Но, учитывая традиционные российские проблемы с долгосрочными НИОКР, результат в целом понятен заранее.
«Поэтому уже на старте возникает некое противоречие, — резюмирует эксперт. — Об ESG и декарбонизации много говорится, написана куча докладов, отраслевое сообщество и чиновники погружены в эту тему. Но есть ощущение, что мы уже опоздали. Реальность такова, что говорить о каких-то громких российских историях успеха в области ESG не приходится, если не брать манипуляции с цифрами. Но удастся ли российским нефтяникам декарбонизировать значительную часть производственного цикла и перейти на новые технологии — большой вопрос. В США и Евросоюзе сейчас речь идет именно о переходе на совершенно новую технологическую платформу, а для российских нефтяников такая задача попросту может оказаться игрой против самих себя».
Николай Проценко