Формальным поводом для полуторачасового интервью, которое дал национальному телевидению Саудовской Аравии фактический правитель страны Мохаммед бин Салман, стало пятилетие с момента принятия национальной стратегии Vision 2030. Главная цель этого документа, разработанного под руководством принца Мохаммеда, — диверсификация экономики королевства — вполне типична для нефтяных держав, каковой Саудовская Аравия, согласно утверждению наследника ее престола, до сих пор и остается. Однако между строк интервью легко вычитывается и политическая повестка стратегии — консолидация власти в руках кронпринца при жизни его престарелого отца, 85-летнего короля Салмана. За последние несколько лет принц Мохаммед фактически выстроил в Саудовской Аравии собственную вертикаль власти и получил в распоряжение параллельный бюджет страны — средства Государственного инвестиционного фонда (PIF), при помощи которых он планирует снижать ее зависимость от нефти. Но это не означает, что Саудовская Аравия мыслит свое будущее без нефти — совсем наоборот. Из рассуждений наследника саудовского престола вполне понятно, что саудиты делают ставку на относительно скорое исчерпание нефтяных запасов их главных конкурентов — США и России, которое позволит королевству контролировать основной объем предложения на рынке.
— Как развивалась бы Саудовская Аравия без принятия стратегии Vision 2030, если бы она по-прежнему шла по пути нефтедобывающей страны?
— Нефть, несомненно, принесла большую пользу Саудовской Аравии, но наша страна была основана еще до открытия нефти. Доходы и рост, достигнутые благодаря нефти, намного превышали то, что нам требовалось в 1930–40-е годы — они оказались в сотни раз больше того, к чему мы стремились. Из-за этого создалось впечатление, что нефть обеспечит все наши потребности.
В начальный период истории страны ее население составляло менее 3 млн человек, а в Эр-Рияде насчитывалось всего 150 тысяч жителей. Сейчас численность саудовцев достигла примерно 20 млн человек, и нефть уже едва ли сможет обеспечить тот образ жизни, к которому мы привыкли начиная с 1960-х годов. Если бы мы пошли тем же путем, то с учетом роста населения спустя два десятилетия мы бы вряд ли смогли удовлетворять свои потребности на сложившемся уровне. В этом заключался главный риск. При этом было понятно, с какими проблемами рынок нефти столкнется в ближайшие 40-50 лет — сокращение потребления, возможное снижение цен, макроэкономические неурядицы и т. д.
Второй ключевой момент, сделавший принятие стратегии Vision 2030 необходимостью, заключается в том, что у Саудовской Аравии имеется масса возможностей в различных секторах, помимо нефтяного — в горнодобывающей промышленности, туризме, сфере услуг, логистике, инвестициях и т. д.
— Цели стратегии крайне амбициозны, но остается вопрос о том, как обеспечить их реализацию.
— Многие из конкретных цифр действительно слишком высоки с точки зрения наших целей. Нефтяная проблема не исключение. Но отдельных показателей, например, по той же жилищной обеспеченности нам удалось достичь в срок: мы ставили цель в 60% до 2020 года, и теперь ориентируемся на то, что к 2025 году от 62 до 70% саудовцев будут иметь собственное домовладение.
Что касается Государственного инвестиционного фонда, то в 2020 году мы планировали довести его объем до 7 трлн риалов. Фактически в прошлом году он составлял 4 трлн риалов, однако на 2030 год ставится цель увеличить фонд до 10 трлн риалов.
Но я хотел бы вернуться к самому большому вызову, с которым мы столкнулись в 2015 году, когда король Салман взошел на престол.
У нас были министерства, другие учреждения, была целая система управления, но исполнительная власть как таковая отсутствовала, и это не позволяло проводить централизованную политику.
То же Министерство жилищного строительства получило в 2011 году 250 млрд риалов, но спустя четыре года смогло потратить только 2 млрд, потому что действия муниципалитетов не соответствовали жилищной политике. Нужна была система ипотечного кредитования недвижимости, которую можно было внедрить только с помощью законодательства о Центральном банке. Таким образом, без сильной позиции государства, которое разрабатывает политику, устанавливает стратегии, согласовывает их с различными учреждениями и наделяет каждое министерство ролью, необходимой для их реализации, ничего не будет достигнуто.
На 2015 год 80% министров были неэффективными — я бы даже не назначил их руководить мелкими компаниями. Большинство руководителей министерств занимались рутинной работой, в их деятельности не было никакого стратегического планирования. Поэтому главной задачей было создание команды, и я возглавил процесс создания комиссий для включения целей Vision в стратегии для каждого сектора — жилищного строительства, энергетики, промышленности, качества жизни и т. д. Также мы попытались создать Бюджетное бюро, функции которого не ограничивались бы обычными задачами Министерства финансов — простого казначейства, которое должно выдавать средства на основе бюджета.
Предварительная работа по определению стратегических приоритетов заняла около трех лет начиная с 2016 года, после чего государство вышло на те позиции, с которых можно было запускать реализацию Vision. Если вы считаете, что прошлогодние достижения были слабыми в сравнении с 2019 годом, то не переживайте — саудовскую экономику ждет V-образное восстановление. Мы уже проделали 70% работы по формированию эффективного государства.
— Как вы подбираете команду?
— Конечно, основа — это достоинства, эффективность, возможности людей. Но самое главное — страсть, это самая большая мотивация для действий любого чиновника и лидера. Если он не увлечен своим делом, ему будет очень трудно добиться целей. Например, принц Абдулазиз бин Турки страстно занимается спортом, и он действительно эффективен на своей должности министра спорта. То же самое могу сказать о многих наших министрах: назовите мне любое имя, и скажу вам, в чем его страсть и как он может достичь того, на что способен.
— Каковы текущие доходы Государственного инвестиционного фонда?
— Пока поступления из фонда в государственную казну равны нулю. Дело в том, что мы все еще создаем огромный фонд, чтобы после 2030 года он пополнял доходы государства. Нынешних 2,5 трлн риалов или 4 трлн в 2025 году будет недостаточно, чтобы сбалансировать доходы, которые мы получаем от нефтяного сектора. Поэтому цель заключается в том, чтобы изменить сам баланс, увеличив размер фонда до 10 трлн риалов в 2030 году. За четыре года объем активов фонда уже вырос на 300%, а в следующие несколько лет они должны увеличиться еще на 200% и более.
— Это и есть наша новая бочка с нефтью?
— Да, это новые доходы от нефтехимии и других отраслей обрабатывающей промышленности, а также нам нужны доходы от государственных инвестиций и диверсификации экономики. Правда, если раньше доходность фонда составляла 2-3%, то теперь он нацелен на 6-7%. В 2020 году инвестиции фонда в новые сферы экономики составили 90 млрд риалов, а в этом году будет потрачено 160 млрд. Для сравнения, капиталовложения из бюджета нашего государства составляют 150 млрд риалов в год, то есть фонд тратит уже больше, чем бюджет. Так будет продолжаться и дальше, пока к 2030 году инвестиции фонда не превысят 300 млрд риалов.
— Как вы хотите потратить эти деньги?
— Политика фонда предполагает, что он не должен удерживать никаких активов — от любого актива, подходящего к максимальной оценке, необходимо избавляться.
Если этот актив относится к фондовому рынку, то мы будет сокращать свою долю до такого уровня, который обеспечивает нам контроль.
Но я не могу привести конкретные примеры, поскольку это повлияет на рынок Саудовской Аравии и повредит другим игрокам.
— Означает ли все это, что Государственный инвестиционный фонд позволит нам обойтись без нефти?
— Существует ошибочное мнение, что Саудовская Аравия хотела бы обойтись без нефти. Это совершенно не так. Мы хотим задействовать все ресурсы, будь то нефтяной сектор или другие отрасли. Сейчас коллективные ожидания в нефтяном секторе предполагают, спрос на нефть будет расти до 2030 года, а ряд экспертов считают, что после этого спрос начнет постепенно снижаться до 2070 года. Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны — со стороны предложения, то окажется, что оно сокращается быстрее, чем происходит снижение спроса на нефть.
Например, США через десять лет не будут нефтедобывающей страной.
Сегодня они производят около 10 млн баррелей в сутки, а через десятилетия едва ли будут добывать и 2 млн баррелей. Россия производит около 11 млн баррелей в сутки, а через 19-20 лет будет производить только около 1 млн баррелей сутки. Таким образом, предложение сокращается намного быстрее спроса. В дальнейшем Саудовская Аравия планирует увеличить добычу нефти, чтобы покрыть потребность в ней — это вполне многообещающая перспектива, но полагаться на нее не стоит.
Saudi Aramco намерена направлять 3 млрд баррелей нефти для использования в различных отраслях промышленности, и это еще одно измерение, которое обеспечит значительный рост нашей экономики. Возможности Aramco в различных секторах промышленности огромны. Она сможет стать одной из крупнейших в мире компаний в области судостроения, в производстве труб, кабелей и других комплектующих. Так что даже в нефтяном секторе имеются огромные возможности для диверсификации. Мы хотим увеличить выгоду, которую мы получаем от нефти для обрабатывающей промышленности и других отраслей, а затем создать другие возможности вне нефтяного сектора для диверсификации нашей экономики.
— О каких новых проектах Aramco вскоре будет объявлено?
— Я не хочу давать никаких обещаний, но сейчас обсуждается возможность продажи 1% Aramco одной из ведущих мировых энергетических компаний.
Это огромная компания, и если сделка состоится, то она будет иметь большое значение для увеличения продаж Aramco в соответствующей стране. Обсуждаются и другие варианты — например, передача части акций Aramco в Государственный инвестиционный фонд, а еще одна их часть может быть предназначена для рынка Саудовской Аравии.
— В прошлом году в Саудовской Аравии произошло трехкратное увеличение НДС с 5% до 15%. Не было ли других вариантов пополнения бюджета, кроме повышения налогов?
— Как вы хорошо знаете, треть населения Саудовской Аравии не является саудовцами, и вместе с высоким экономическим ростом эта доля может увеличиться. Уже к 2030-2040-м годам в стране может проживать половина иностранцев, и если у нас не будет НДС, особенно с открытием туристического направления, ориентированного на 600 тысяч гостей в год, наш бюджет очень много потеряет.
Конечно, повышение НДС — это обидная мера. Для меня это последнее решение, способное причинить вред гражданам Саудовской Аравии, которое я мог принять. Сам я небедный человек, у меня есть деньги. Я был богат еще до того, как приступил к работе во власти. Я не желаю никому причинять вред, но хочу, чтобы наша родина росла, а наши граждане были счастливы и процветали. Мой долг — построить для них долгосрочное будущее, обеспечить продолжение развития, а не просто удовлетворять потребности людей в течение трех или четырех лет, а затем исчерпать все возможности страны для лучшего будущего. Поэтому был принят ряд решений, включая повышение НДС. Но это временное решение — оно рассчитано максимум на пять лет, а затем все вернется на круги своя.
— Значит, НДС будет сокращен?
— Да, мы нацелены на то, чтобы ставка НДС составляла от 5 до 10% после того, как будет восстановлен баланс бюджета после пандемии — это минимум год, максимум пять лет. В Саудовской Аравии не будет подоходного налога, но один из моих главных приоритетов — стабильные финансы, которые смогут поддерживать рост экономики.
Никто не ожидал коронавируса, и сейчас мы пытаемся принять необходимые меры, чтобы ослабить влияние пандемии и сохранить наши возможности для устойчивого роста. Посмотрите на Китай, который начал свое восхождение в 1970-х годах и пришел к подлинному процветанию только в 90-х. Не ожидаю, что отказаться от использования нефти в качестве главного источника дохода, провести диверсификацию экономики, обеспечить устойчивый рост, снизить безработицу до естественного уровня и увеличить доходы можно будет без каких-либо жестких мер. Мы не утверждаем, что это займет два десятилетия, как в Китае, но потребуется, вероятно, несколько лет, и если бы не пандемия, все было бы намного лучше.
— Граждане Саудовской Аравии постоянно задают вопрос: если мы богатая страна, то почему мы повышаем цены на энергоносители всякий раз, когда цены на нефть растут?
— Мы нефтяная страна, а не богатая страна. Возьмите для сравнения Ирак или Алжир — это богатые страны? Мы были очень богаты в 1970–80-е годы, когда у нас было меньшее население и много нефти. И если мы не будем сохранять наши сбережения и не будем регулярно расширять наши инструменты диверсификации, мы превратимся в более бедную страну.
— Какова ваша философия во внешней политике?
— Интересы Саудовской Аравии.
— Есть ли какие-то разногласия между Саудовской Аравией и США после прихода в Белый дом новой администрации? Можно ли утверждать, что Вашингтон повернулся спиной к Эр-Рияду?
— Нельзя говорить об абсолютном согласии в отношениях между двумя странами.
В зависимости от конкретной администрации США наши позиции могут сближаться или отдаляться, но с администрацией Байдена у нас есть согласие по более чем 90% саудовско-американских интересов, и мы надеемся так или иначе усилить их.
Последним шагом в этом направлении было наше присоединение к группе стран, ставящих значимые цели в области «чистой» энергии и сохранения окружающей среды — в общей сложности к США в этой сфере подключились меньше десятка государств.
США, безусловно, являются стратегическим союзником Саудовской Аравии более 80 лет, и это оказало большое влияние на обе страны. Просто представьте себе, как развивались бы события, если бы в свое время контракт на закупку 10 млн баррелей нефти по очень низкой цене 3-6 долларов за баррель был заключен не с США, а с Великобританией — колониальной державой. В этом случае США вряд ли бы достигли своего сегодняшнего положения.
— А каковы перспективы отношений с Ираном? Какие усилия предпринимаются для урегулирования нерешенных вопросов между Саудовской Аравией и Ираном?
— В конце концов, Иран — наш сосед, и все, о чем мы просим, — это хорошие отношения с ним. Мы хотим, чтобы Иран процветал и рос, поскольку у нас есть взаимные интересы. Но мы сталкиваемся с проблемой недоброжелательных действий Ирана, будь то его ядерная программа, поддержка незаконных вооруженных формирований в некоторых странах нашего региона или разработка баллистических ракет. Сейчас мы работаем с нашими партнерами в регионе и во всем мире, чтобы найти решения этих проблем.
— Мы не можем говорить об Иране, не упоминая о Йемене. Саудовская Аравия недавно выдвинула инициативу по урегулированию ситуации в этой стране, но она фактически была отклонена. Каково будущее Йемена сейчас?
— Как вам хорошо известно, это далеко не первый кризис в отношениях между Йеменом и Саудовской Аравией. До того, как в 2014 году против законного правительства Йемена выступили хуситы, все эти кризисы удавалось разрешить. Но действия хуситов незаконны в глазах всего мира, ни одна страна не согласится с тем, что на ее границах действуют незаконные вооруженные группы. Мы видели последствия этого для Йемена, но по-прежнему надеемся, что хуситы сядут за стол переговоров вместе со всеми другими сторонами конфликта. Наше предложение о прекращении огня и предоставлении Йемену экономической и прочей поддержки по-прежнему открыто при условиях, что хуситы соглашаются на переговоры.
— Могут ли хуситы принять такое решение сами, или за них будет решать Тегеран?
— Должны ли мы для начала решить другой вопрос, например, об иранской ядерной программе, прежде чем хуситы согласятся вести с нами переговоры? Нет сомнений в том, что у хуситов прочные отношения с иранским режимом, но в конечном итоге они являются йеменцами, у них имеется арабский и йеменский инстинкт, который, как мы надеемся, возродится, чтобы они могли ставить на первое место собственные интересы и интересы своей страны.