В марте цены на нефть немного скорректировались вниз после двухмесячного ралли. Цена нефти марки Brent за месяц снизилась, но всего на 0,7% до $62,76 за баррель (а ведь ещё осенью 2020 года даже уровень в $60 за баррель Brent считался недостижимо высоким!). В свою очередь, цена техасской WTI в марте подешевела чуть больше, на 1,5%, до $59,29 за баррель.
К началу апреля нефтяные цены консолидировались в узких коридорах, не определившись с направлением движения. Возможно, мировые рынки напуганы решение ОПЕК+ на апрельской встрече начать с 1 мая увеличивать добычу нефти. В соответствии с решением стран-участниц соглашения, в мае и в июне участники ОПЕК+ будут наращивать добычу на 350 тыс. б/с каждый месяц, а в июле увеличат её на 441 тыс. б/с. При этом Саудовская Аравия, ранее добровольно сокращавшая добычу, в мае дополнительно нарастит производство нефти на 250 млн б/с, в июне — уже на 350 млн б/с, а в июле — на 400 млн б/с. Россия, увеличившая добычу в марте и апреле, сможет в последующие три месяца согласилась наращивать производство только на 39 тыс. б/с каждый месяц.
Нефтяной рынок отреагировал на решение ОПЕК+ ростом, но слишком бурного ралли не случилось: в этот день цены на нефть подросли на 2,7-3%. Скорее всего, рынок обеспокоен тем, что предложение нефти странами-участницами ОПЕК+ будет расти в условиях, когда, с одной стороны, мировой спрос всё ещё остаётся низким из-за локдаунов в Европе, с другой — растёт добыча и экспорт нефти в странах, не участвующих в ОПЕК+. О слабом мировом спросе в 2021 году предупреждал генеральный секретарь ОПЕК Мохаммед Баркиндо. А тем временем США наращивают добычу нефти: так, в США за три месяца 2021 года количество активных нефтедобывающих платформ увеличилось более чем на 70% и превысило 324 единицы.
Американские СМИ в марте сообщали о том, что некоторые страны в обход нефтяного эмбарго США тайком экспортируют нефть в Китай. Вероятно, что именно эти новости стали причиной обвала нефтяных цен 23 марта, когда марки Brent и WTI всего за 1% потеряли более 6% стоимости. Такого обвала на нефтяном рынке не было с осени 2020 года, когда мир оказался охвачен второй волной пандемии «ковида», а массовая вакцинация тогда не началась.
Если ещё осенью прошлого года американское издание The New York Times провело собственное расследование маршрутов танкеров с нефтью, направляющихся в Китай, и предположило, что часть этих танкеров перевозят иранскую нефть в обход эмбарго, то в 2021 году появляются предположения, что новый президент США Джо Байден может отменить нефтяное эмбарго против Ирана в обмен на уступки этого государства по так называемой «ядерной сделке», то есть отказа от обогащения урана.
В западных СМИ не исключается также значительное смягчение или даже полная отмена эмбарго против Венесуэлы. Так, уже в феврале, то есть в течение первого месяца своего президентского срока, Байден отменил запрет для американских граждан и компаний на осуществление операций через морские порты и аэропорты Венесуэлы, что стало поводом для предположений о дальнейшем возможном смягчении политики новой администрации США в отношении этой страны.
Отмена эмбарго против Ирана будет означать, что мировое предложение нефти увеличится на 2 млн б/с. А полная отмена санкций против Венесуэлы может увеличить мировое предложение ещё на 500 тыс. — 1,1 млн б/с, в зависимости от того, как скоро и, разумеется, с чьей помощью, Венесуэла сможет восстановить значительно сократившуюся добычу нефти.
В министерстве энергетики Саудовской Аравии в начале апреля заявляли, что если добыча нефти в Иране достигнет уровней 2016 года, в королевстве задумаются над тем, «что делать с ограничениями на добычу нефти», подразумевая, что добыча может быть скорректирована, причём в любую сторону. Но пока всё выглядит так, что Иран из бывшего участника нефтяного картеля ОПЕК превратился в одного из наиболее сильных конкурентов ОПЕК+, даже несмотря на санкции.
Но в ближайшее время риски отмены санкций против Венесуэлы и Ирана представляются очень низкими. Правительство Ирана недавно заявило, что не пойдёт ни на какие уступки США, в том числе и по «ядерной сделке». Президент Венесуэлы Николас Мадуро ранее заявлял, что готов к переговорам с Байденом, однако, скорее всего, к таким переговорам, которые не будут односторонними в пользу США, но к этому, похоже, не готов уже Байден.
Однако даже если переговоры Байдена с властями Ирана и Венесуэлы не состоятся или сорвутся, нефтяной рынок в любом случае будет настороженно выжидать, чтобы оценить масштабы «серого» экспорта нефти в Китай, где официально не подтверждают, но и не опровергают, что импортируют нефть из Ирана и Венесуэлы.
Вероятно, что именно по этой причине беспрецедентная по масштабам драматическая ситуация в Суэцком канале (получившая в Рунете неформальное название «полный Суэц») оказала очень слабое воздействие на нефтяной рынок. В конце марта в Суэцком канале застрял севший на мель контейнеровоз Ever Given, полностью заблокировав навигацию по каналу и нанеся значительный ущерб международной торговле. Заблокированными оказались танкеры, перевозящие нефть из стран с Ближнего Востока и частично — из России в Европу. К концу марта экстренным службам Египта, которому принадлежит Суэцкий канал, удалось сдвинуть с места застрявший контейнеровоз и его отбуксировать в порт, а потом постепенно разблокировать навигацию по каналу. Нефтяной рынок очень сдержанно отреагировал на это событие: цены на нефть продолжали колебаться в узких коридорах.
При «нормальных» условиях, то есть без пандемии коронавируса и ситуации с «серым» экспортом нефти в Китай, цены на нефть на фоне этого события имели бы все шансы за несколько дней вырасти до $100 за баррель, но такого не случилось. Даже уровень в $70 за баррель нефти Brent был протестирован ещё в начале марта, но в течение месяца так и не был достигнут, и ситуация в Суэцком канале не смогла помочь «быкам» нефтяного рынка обновить этот максимум, которого, напомним, рынок не видел с ноября 2018 года, то есть не только до пандемии, но и до эмбарго против Ирана и Венесуэлы, которое ввёл предшественник Байдена Дональд Трамп.
Это означает, что на нефтяном рынке с 2019 года наблюдается избыток предложения, причём не только из-за гиперактивности на этом рынке США и иных стран, не участвующих в ОПЕК+, но ещё, что очень вероятно, из-за неработающего американского эмбарго и возникшего вследствие этих неэффективных ограничений «серого» экспорта нефти Ираном и Венесуэлой.
Более того, вскоре после объявления о восстановлении экспорта через Суэцкий канал нефтяная госкорпорация Саудовской Аравии Saudi Aramco объявила о повышении отпускных цен для своих потребителей из стран Азии и об одновременном снижении цен для американских и европейских импортёров её нефти. Этот неоднозначный сигнал, на наш взгляд, можно истолковать следующим образом. С одной стороны, поскольку блокировка навигации по Суэцкому каналу привела к росту цен на морские перевозки (что находит отражение в росте цен спотового рынка), саудиты путём снижения цен борются за сохранение своих клиентов из Европы и США. Тем более, что в Европе спрос НПЗ на сырую нефть сильно падает из-за продолжающихся ограничений для бизнеса. Это логично, но, с другой стороны, в Азии как раз мировой спрос на нефть растёт, и теоретически Саудовская Аравия должна была бы попытаться не терять нишу именно в этом регионе. Особенно учитывая, что на китайском рынке присутствует такой крупный поставщик как Россия, которую, к тому же, с Китаем связывает нефтепровод «ВСТО-2».
Вероятно, Саудовская Аравия повышает цены для азиатских клиентов, так как не может поставлять, например, в Китай слишком большие объёмы сырья — и из-за обострившейся легальной конкуренции, в том числе, между участниками ОПЕК+, и, вероятно, ещё и из-за «серых» поставок в Китай как минимум иранской нефти, а возможно, что ещё и венесуэльской.
Иранская тема из марта плавно перешла в апрель, и скорее всего, она может оказаться для нефтяного рынка «долгоиграющим» фактором.
Несмотря на рост цен на нефть и постепенное преодоление последствий пандемии «ковида» некоторые российские нефтяные компании обеспокоены за свои прибыли, рентабельность, а так как они все являются публичными компаниями, ещё и за свою рыночную капитализацию. Новыми правилами налогообложения нефтяной отрасли, вступившими в силу с 1 января 2021 года, похоже, недовольна вся отрасль. Речь идёт о корректировке правительством льгот по НДПИ для сверхвязкой нефти, который с 2007 года был нулевым, а с 1 января 2021 года отменён. Если в Минфине видят от этого решения только положительный эффект и рассчитывают уже в 2021 году получить в бюджет от нефтяников 260 млрд руб., то по оценкам самих нефтяных компаний, если такие правила продолжат действовать в течение ближайших 10 лет, Россия сократит добычу нефти на 600 млн т и потеряет 35 тыс. рабочих мест в нефтяной отрасли. Кроме того, если когда-либо на мировом рынке возникнет дефицит нефти (а это весьма вероятно с учётом сокращения мировыми нефтяными гигантами инвестиций в геологоразведку, а также санкций и эмбарго против непокорных США стран), то у России будет меньше возможностей для разработки своих трудноизвлекаемых запасов нефти («Баженовская свита» и других).
Нефтяные компании считают, что отмена льгот по НДПИ обесценит смысл подписания соглашений России с Кипром и иными европейскими офшорными зонами об избежании двойного налогообложения, что приведёт, с одной стороны, к возвращению дивидендов в Россию, с другой — уменьшит чистую прибыль, из которой платятся дивиденды.
В российской прессе появилась информация, что вопрос о возвращении нефтяникам льготного НДПИ мог подниматься на встрече главы ЛУКОЙЛа Вагита Алекперова с президентом РФ Владимиром Путиным. Однако в Кремле категорически опровергли, что в открытой для СМИ части встречи этот вопрос обсуждался.
По нашему мнению, государство предпочтёт решение краткосрочных задач долгосрочным, предпочтя обеспечить дополнительные доходы в бюджет уже сегодня, чем осуществлять инвестиции в нефтегазовую отрасль. А зачем? Ведь на повестке дня всеобщая декарбонизация, а сверхвязкая нефть считается экологически грязным топливом.
В апреле мы ожидаем коридор по цене Brent в $56-66 за баррель.
В 2020 году главными словами года во всём мире, кроме слов «пандемия», «ковид» и «локдаун», стали ещё «декарбонизация» и менее известный в России термин «энергопереход». Эксперты компании Ernst& Young оценивали сокращение выбросов углекислого газа в атмосферу в 2020 году на 5,8%, что стало прямым следствием охватившей весь мир пандемии «ковида» и связанных с ней ограничений для бизнеса.
По оценкам экспертов корпорации ВР, у России есть значительный потенциал по сокращению эмиссии парниковых газов прежде всего за счет развития новейших технологий транспортировки и потребления энергоресурсов, а также благодаря огромному лесному фонду России, первому в Европе, способствующему более высокому поглощению углекислого газа, чем во многих других развивающихся странах.
В Ernst& Young ещё в 2019 году оценивали такой потенциал в 550 млн тонн СО2-эквивалента к 2030 году, причём без учёта новых климатических инициатив во многих отраслях российской экономики. Но на сегодняшний день, пока даже Международное энергетическое агентство до 2030 года не ожидает существенного падения цен на нефть, масштабная декарбонизация для России представляется не слишком эффективной.
Тем не менее, Россия не может не учитывать глобальные тренды на декарбонизацию и так называемый «энергопереход» — то есть на достаточно ускоренный переход на возобновляемые источники энергии. Пока рано говорить, что мир или даже отдельно взятая Европа уже в ближайшие годы готовы забыть о традиционных углеводородах, особенно с учётом того, как замерзала Европа в феврале и как аномальные холода на европейском континенте увеличили спрос на российские энергоресурсы, особенно на трубопроводный газ.
Но нельзя не отметить, что в Европе в 2020 году на 137 % вырос спрос на электромобили и автомобили с гибридным двигателем, и это при снижении общих продаж автомобилей на 20-25 %. В 4 квартале 2020 года, по оценке экспертов Bloomberg, продажи электромобилей на континенте впервые в истории опередили объём продаж легковых машин на жидком топливе.
В Ernst&Young прогнозируют, что в 2021 году доля продаж электромобилей может составить 15 % от всех продаж автомобилей в Европе.
Международные нефтяные гиганты стараются не отставать от мирового тренда и даже его опережать. Так, корпорация ВР в 2020 году переименовала себя из «международной нефтяной» в «международную интегрированную энергетическую компанию» и намеревается нарастить к 2030 году инвестиции в возобновляемые источники энергии на 40% при одновременном сокращении капитальных вложений в геологоразведку. А французская Total уже от обещаний переходит к делу, приобретя в январе 2021 года за $2,5 млрд 20-процентный пакет акций индийской компании Adani Green Energy с целью увеличить уже к 2025 году выработку электроэнергии из возобновляемых источников с сегодняшних 9 ГВт до 35 ГВт.
Из российских компаний наибольшего успеха в процессе декарбонизации добился ЛУКОЙЛ. В портфеле его активов в секторе возобновляемой электроэнергии присутствуют четыре ГЭС общей мощностью более 290 МВт, а также небольшая солнечная электростанция в Волгограде мощностью в 10 МВт, несколько аналогичных активов в Болгарии и ветропарк в Румынии мощностью почти 85 МВт. Гидроэлектростанциями совокупной мощностью в 3 ГВт владеет и принадлежащая «дочке» Газпрома «Газпром энергохолдинг» энергокомпания ТГК-1.
Газпром нефть в трудном 2020 году смогла запустить собственную солнечную электростанцию мощностью 1 МВт на принадлежащем ей Омском НПЗ и рассчитывает добиться снижения выбросов углекислого газа в 6300 тонн в год при годовой выработке электроэнергии в размере 1,2 млн кВт/ч.
А крупнейшая российская нефтяная корпорация Роснефть в начале 2021 года подписала соглашение с ВР о сотрудничестве в области углеродного менеджмента и изучает возможности производства водородного топлива и строительства ветропарков на Таймыре и Сахалине. Так что российские компании уже сегодня готовятся к введению углеродного налога в Европе с 2023 года, но дело даже не в углеродном налоге, а в том, что декарбонизация в больших или меньших, чем ожидается сегодня, масштабах, становится мировым трендом, и от него нельзя быть в стороне, иначе можно потерять конкурентоспособность на мировом рынке.
Несмотря на санкции и угрозы США создать новую должность некоего спецпредставителя по «Северному потоку-2», не имеющего никакого отношения к Соединённым Штатам, строительство газопровода в немецких и датских водах продолжается.
На начало апреля оставалось построить, по сообщению оператора проекта Nord Stream 2, всего 121 километр трубы, что составляет 5% от общей протяжённости газопровода «Северный поток-2».
Наиболее серьёзным препятствием для строительства стала штормовая погода на Балтийском море в конце марта и начале апреля, из-за которой ТУБ «Фортуна» ведёт строительные работы медленнее, чем хотелось бы оператору проекта (но быстрее, чем при прокладке «Северного потока-1»), а трубоукладчик «Академик Черский», проделавший огромный путь с Дальнего Востока на запад и переоснащённый в соответствии с требованиями европейских, пока не приступал к работе, хотя находится сейчас в одном из немецких портов близко от места строительства.
Тем временем конкуренты Газпрома, поставщики сжиженного природного газа в Европу из разных стран, в том числе из США, озадачены проблемой всеобщей декарбонизации, но особенно — планируемым введением с 2023 года углеродного налога в Евросоюзе.
Ведь эти правила будут распространяться на всех поставщиков энергоресурсов в ЕС без исключения.
Поэтому поставщики СПГ сегодня озабочены внедрением на своих заводах технологий улавливания углеродных выбросов, то есть «очищения» и «озеленения» СПГ. О внедрении таких технологий уже заявляют некоторые американские поставщики СПГ, например, Cheniere Energy, но аналогичные технологии намерены внедрить на своих предприятиях госкомпания Катара и российский НОВАТЭК. Поставляет «зелёный» СПГ, правда, пока только в Великобританию, и Газпром. Но в будущем не исключено, что с повышением требований Евросоюза к экологической чистоте поставляемых ему энергоресурсах СПГ подорожает ещё больше, однако к российскому трубопроводному газу больших претензий пока нет (хотя Газпром, разумеется, будет платить углеродный налог на общих основаниях). Но мощности «Северного потока-2» могут быть использованы и для транспортировки водородного топлива в Европу.
Наталья Мильчакова, к. э. н., заместитель руководителя «Информационно-аналитического центра «Альпари»