Третья за пятнадцать лет революция в Киргизии заставляет задуматься о том, как Россия должна выстраивать взаимодействие с этим специфическим партнером в Средней Азии, у которого «уличная демократия» регулярно становится способом выяснения отношений между местными кланами. Одним из главных инструментов российского влияния в Киргизии является газовый рынок — обеспечивать эту малоперспективную с экономической точки зрения страну дешевым голубым топливом никто, кроме «Газпрома», в обозримом будущем не собирается. Но пока газовая дипломатия так и не стала реальным рычагом воздействия на киргизские элиты, для которых вступление страны в Евразийский экономический союз (ЕАЭС) оказалось лишь дополнительной возможностью коррупционного обогащения.
Очередная внеплановая смена власти в Киргизии может поменять в этой стране всё, что угодно, но не газовую повестку отношений с Россией. Вне зависимости от того, какие политические силы в итоге получат бразды правления, они, конечно же, не забудут о тех обязательствах, которые взял на себя «Газпром», когда в 2014 году, накануне вступления Киргизии в ЕАЭС, приобрел активы компании «Кыргызгаз». Стопроцентный пакет акций достался «Газпрому» за символическую сумму в один доллар вместе с долгами порядка 60 млн долларов (которые уже погашены), а в нагрузку прилагалась программа модернизации газовой инфраструктуры Киргизии. Первоначально вложения в этот благой замысел оценивались в 20 млрд рублей на пять лет, но в июне 2017 года российский президент Владимир Путин по итогам переговоров с тогдашним киргизским президентом Алмазбеком Атамбаевым сообщил, что «Газпром» вложит в газораспределительную систему Киргизии 100 млрд рублей, что позволит довести уровень газификации страны с около 22% до 60%. А в марте прошлого года киргизским властям еще и удалось договориться с «Газпромом» о его участии в приобретении имущества и активов ОАО «Кыргызнефтегаз», ведущего добычу в южных Баткенской и Джалалабадской областях страны.
Киргизии как воздух нужны инвестиции, особенно в энергетический сектор, говорит казахстанский эксперт в области энергетики Алмаз Абилдаев, напоминая, что вся инфраструктура энергетики в стране — это наследие СССР, а дефицит электроэнергии уже превышает миллиард киловатт-час. Треть производства электричества в Киргизии зависит от Токтогульского водохранилища, которое каждые пять лет сталкивается с маловодностью.
Понимая обязательства России перед партнером по ЕАЭС, а также перед такими структурами, как ШОС и ОДКБ, «Газпром» свои обязательства выполнял вполне добросовестно. В конце прошлого года компания «Газпром Кыргызстан» сообщала, что уровень газификации за пять лет доведен уже до 32%, объем реализации газа вырос на 38%, до 290 млн кубометров, а число потребителей газа увеличилось на 18%, до 343 тысяч абонентов.
Цены на газ для Киргизии также были установлены «братские».
Если незадолго до перехода «Кыргызгаза» под контроль «Газпрома» газ приходилось закупать у Казахстана и Узбекистана по, соответственно, 224 и 290 долларов за тысячу кубометров, то в начале 2016 года стоимость российского газа на границе Киргизии составляла 150 долларов за тысячу кубометров, причем тарифы для севера и юга страны сравнялись. Несложно догадаться, что никакой экономики в такой ценовой политике не было. «В настоящее время тариф, установленный для ОсОО „Газпром Кыргызстан“, убыточен и не покрывает затраты на приобретение, транспортировку и хранение природного газа. Дефицит расходной части бюджета и затраты на фонд оплаты труда дотируется напрямую со стороны ПАО „Газпром“», — говорится на официальном сайте российской компании.
«Своих средств на газификацию у Киргизии не было и раньше, до коронакризиса, а теперь тем более нет, и ни на кого, кроме „Газпрома“, рассчитывать не приходится. Для „Газпрома“ же присутствие в Киргизии не подразумевает каких-либо серьезных доходов — он пришел туда не зарабатывать деньги, а тратить их в рамках помощи и компенсации за вступление Киргизии в Евразийский экономический союз», — комментирует профессор факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Андрей Казанцев.
Приобретение «Кыргызгаза» для «Газпрома» — вопрос не столько про деньги и выгоду, сколько про влияние на среднеазиатском рынке, добавляет Ольга Орлова, руководитель направления «Промышленность» Института технологий нефти и газа. В Киргизии, напоминает она, есть и собственные углеводородные ресурсы, но говорить о серьезном потенциале наращивания производства на данный момент не приходится: годовая добыча нефти у «Кыргызнефтегаза» составляет порядка 75-80 тысяч тонн в год. Поэтому, предполагает Орлова, приобретение этой компании «Газпромом» могло планироваться по той же схеме, что и в случае с «Кыргызгазом» — за бесценок.
Газовые льготы — далеко не единственный пример политики широких жестов в отношении Киргизии после ее вступления в ЕАЭС — пожалуй, самым известным из них стало окончательно списание Россией киргизских долгов в феврале 2018 года.
Такой подход определенно способствовал тому, что азиатский партнер быстро стал воспринимать благотворительность как нечто должное.
Показательная история произошла нынешней весной, когда «Газпром Кыргызстан» после падения курса довольно стабильного прежде киргизского сома объявил о повышении тарифов с 15,3 до 17,6 сома для населения и с 18,7 до 21,3 сома для предприятий (для конвертации можно использовать соотношение сома к российскому рублю в примерной пропорции 1:1). Это решение незамедлительно вызвало реакцию на самом высшем уровне — о сохранении прежнего тарифа перед руководством «Газпром Кыргызстана» ходатайствовал лично премьер-министр Киргизии Мухамметкалый Абылгазиев, а затем вице-премьер правительства Киргизии Эркин Асрандиев обратился к своему коллеге в правительстве РФ Алексею Оверчуку с просьбой сделать тариф еще меньше.
В качестве обоснования этого предложения были названы негативные последствия пандемии коронавируса, хотя первая волна, по большому счету, обошла Киргизию стороной — количество заболевших было минимальным, однако власти поспешили устроить национальный локдаун. Но летом, когда в стране началась настоящая эпидемия, выяснилось, что система здравоохранения, на поддержку которой киргизские власти незамедлительно стали просить денег у международных институтов, попросту не справляется. Подозрения в том, что миллионы долларов, предоставленные Киргизии МВФ, Азиатским банком развития и другими структурами, разворованы, стали звучать еще весной, а затем к ним добавились другие обвинения в коррупции в адрес высокопоставленных чиновников. В результате экономический и бюджетный кризис стал перерастать в политический (в июне премьеру Абылгазиеву пришлось уйти в отставку), а к началу осени налицо был и кризис гуманитарный — по количеству выявленных случаев коронавируса на тысячу жителей Киргизия вышла на первое место в Средней Азии. Все это и стало тем фоном, на котором после прошедших 4 октября парламентских выборов в стране состоялась очередная революция.
«Главные объективно стоящие перед Киргизией на пути к демократии задачи — это низведение родовых и местнических лояльностей до совместимого с демократией и правопорядком уровня и перевод киргизского вольнолюбия в правовое демократическое русло», — писали российский социолог Дмитрий Фурман и киргизская журналистка Санобар Шерматова в своей книге «Киргизские циклы», которая вышла в 2013 году, вскоре после второй постсоветской революции в стране, увенчавшейся свержением глубоко коррумпированного президента Курманбека Бакиева. Тот, в свою очередь, пришел к власти после революции 2005 года, низложившей первого постсоветского президента Киргизии Аскара Акаева.
В минувшем десятилетии первая из обозначенных задач определенно не выполнена — клановость и коррупция в Киргизии по-прежнему пронизывают все общество, к тому же членство в ЕАЭС превратилось для киргизских элит в новый способ заработка, констатирует Андрей Казанцев. В качестве одного из многочисленных примеров он приводит южный клан Матраимовых из Ошской области, который вместе с недавно ушедшим в отставку президентом Сооронбаем Жээнбековым контролировал таможню. При этом, добавляет эксперт, многие обязательства Киргизии при вступлении в ЕАЭС до сих пор не выполнены, зато кланы получили возможность для реализации серых внешнеторговых схем, на которые фактически закрываются глаза.
«Кто бы ни пришел к власти в стране, он будет держаться за членство в ЕАЭС — в противном случае ситуация будет описываться формулировкой „пчелы против меда“.
От этих преференций никто в Киргизии отказываться не станет, тем более, что больше никто такие преференции ей давать не готов — даже Китай, несмотря на то, что он играет в экономике страны очень большую роль», — говорит Казанцев.
Но эта ситуация, по его словам, фактически нивелирует политические риски для киргизского бизнеса «Газпрома» — если это вообще можно назвать бизнесом: «Любая киргизская власть будет с удовольствием принимать эту помощь в виде снабжения газом по сниженным ценам. Во время всех киргизских революций „Газпром“ оказывался в стороне от событий именно потому, что это не инвестор, пришедший в страну за прибылью, а спонсор, оказывающий фактически безвозмездную помощь. А поскольку киргизские элиты еще и сами зарабатывали на этой помощи, системных претензий к „Газпрому“ у них не было — в отличие, например, от проблем „Газпрома“ в Узбекистана или от киргизского золотоносного месторождения Кумтор, вокруг которого схлестнулись интересы нескольких киргизских кланов. Поэтому главный вопрос, связанный с присутствием „Газпрома“, заключается в том, сколько еще денег он готов потратить в стране, где не приходится рассчитывать на какие-либо доходы, в ситуации, когда российская компания несет потери на важных для себя рынках».
С этой точкой зрения соглашается еще один известный эксперт по Средней Азии, представитель Российского института стратегических исследований в Кыргызской Республике, доктор философских наук Сергей Масаулов. По его мнению, при любых политических пертурбациях стратегическая ориентация Киргизии на Россию никуда не исчезнет: любая киргизская элита, приходящая к власти, вскоре осознает реальную альтернативу — либо Киргизия становится экономической провинцией Большого Китая, либо сохраняет привычный формат взаимодействия с Россией.
«ЕАЭС — стратегический выбор Киргизии, и в этом — политическом — смысле позиции „Газпрома“ там неуязвимы, — отмечает Масаулов. — Но с точки зрения экономики, присутствие „Газпрома“ в Киргизии рождает ряд вопросов, прежде всего относительно тарифов на газ и платежной дисциплины. Факт принадлежности всей газораспределительной сети Киргизии „Газпрому“ еще не означает контроля над ситуацией на местах — собираемость платежей за газ в стране низкая, а энерготарифы для Киргизии — это исключительно болезненная тема. В 2010 году окончательным поводом для свержения президента Курманбека Бакиева стала именно его попытка повысить тарифы на электроэнергию. Поэтому стабильность тарифов — тема, имеющая полноценное политическое значение в стране».
Возможности повышать платежную дисциплину в Киргизии у «Газпрома», несомненно, есть, полагает Сергей Масаулов. По его мнению, для этого компании нужно более активно взаимодействовать с местными лидерами, от позиции которых во многом зависит решение обычных жителей страны, платить ли им за газ в полном объеме. Это позволит сформировать сообщество ответственных газопользователей, которые гарантируют оплату не менее 90% потребленного газа. Все эти технологии можно протестировать на двух больших пилотных площадках газификации в Джалалабадской области до конца 2021 года, после чего «Газпром» может всерьез рассчитывать на расширение своего рынка в Киргизии, тем более, что конкуренцию в этой сфере ему никто не составит.
«Но рассчитывать на какие-то серьезные прибыли в Киргизии не приходится на горизонте ближайших трех-четырех лет, пока не будет сформирован единый газовый рынок ЕАЭС,
— предупреждает эксперт. — Так что пока „Газпрому“ нужно выстраивать отношения с новой конфигурацией элитных групп, а российскому руководству не стоит стесняться использовать более жесткие методы газовой дипломатии. Многие представители киргизской элитной среды теряют всяческое представление о реальности — занимаемые должности становятся для них источником сверходоходов, и никаких иных способов справиться с этим, кроме как делать своим союзником население, в том числе с помощью газовых каналов, у России нет. Тем более, более дешевые газовые альтернативы у Киргизии отсутствуют».
Политические пертурбации в Киргизии могут замедлить планы «Газпрома», но вряд ли полностью их нивелируют, а российские власти и представители компании будут договариваться с любым новым руководством страны, считает Ольга Орлова. Киргизии, по ее словам, слишком выгодно сотрудничество с Россией, чтобы нагнетать внешнеполитическую обстановку: такими партнерами не разбрасываются — и кто бы ни пришел к власти в стране, это понимает.
Николай Проценко