Тема недели: Не нефтью единой жив российский бюджет

Минфин и СМИ разошлись в оценках влияния нефтегазовых доходов на формирование российского бюджета. Однако в любом случае около 50% российской казны — «нефтяные и газовые» деньги. При этом экономисты подчеркивают, что бюджет — это далеко не вся российская экономика, поэтому его сложно считать базовым индикатором углеводородной зависимости страны. Просто нефтегазовые компании, бизнес которых высокомаржинален, проще всего обложить налогом.

Напомним, что, согласно статистике Минфина, с 2006 г. доля нефтегазовых доходов в бюджете варьировалась от 36 до 51%, в 2018 г. она составила 46,3%. Ведомство включает в свою оценку поступления от налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ), экспортных таможенных пошлин, с 2019 г. также платежи по новому налогу на дополнительный доход от добычи углеводородного сырья (НДД) и акцизы на нефтяное сырье, направленное на переработку.

РБК отмечает, что Минфин не относит к нефтегазовым доходы общего характера, например налог на прибыль или НДС в отрасли. Издание подсчитало нефтегазовые доходы в расширенном понимании, и оказалось, что сумма поступлений по всем налогам, акцизам и пошлинам от компаний по добыче нефти и газа составила не 9 трлн руб., как подсчитал Минфин, а 10,5 трлн руб., то есть по меньшей мере на 17% больше.

РБК на основе данных Минфина, Казначейства и Федеральной налоговой службы (ФНС) замечает, что нефтегазовые доходы в широком понимании составили больше трети всех доходов российской бюджетной системы (федерального бюджета, бюджетов регионов и социальных фондов).

Как и ожидалось, Минфин не согласился с пересчетом нефтегазовых вливаний в бюджет.

«Налог на прибыль складывается из всей деятельности компании, и некорректно все эти средства относить только к нефтегазовому сектору», — прокомментировали предложенную РБК оценку в ведомстве.

Стоит отметить, что нефтегазовые доходы Минфина важны для бюджетного правила, согласно которому на дополнительные доходы от нефти дороже $40 за баррель закупается валюта для пополнения государственных резервов. По оценке министра финансов России Антона Силуанова, доходы бюджета, не связанные с добычей нефти и газа, на 264,3 млрд руб. превысили прогноз, следует из корректировок федерального бюджета на 2019 г.

«Обычно у нас нефтегазовые доходы всегда больше, ненефтегазовые — меньше. Так вот в этот раз — наоборот»,

— отмечал Силуанов.

Однако РБК сообщает, что, согласно его подсчетам, 165,6 млрд руб. прироста обеспечило увеличение прибыли в нефтедобыче и нефтепереработке, которые Минфин не учитывает в составе нефтегазовых доходов, а также в металлургии.

Отраслевые эксперты, опрошенные «НиК», отмечают, что, как ни считай, нефтегазовые доходы имеют значительное влияние на формирование российского бюджета. Но постепенно российская экономика становится более независимой от нефти, хотя и не так быстро, как хотелось бы.

Экономист Саид Гафуров в интервью «НиК» отметил, что 46% — намного больше, чем хочет Минфин.

«Действует бюджетное правило, согласно которому доходы от продажи нефти при ее стоимости свыше $40 за баррель должны идти в Фонд национального благосостояния. Минфину от него плохо, и он не может распоряжаться бюджетом так, как хочет. Абсолютная цифра нефтяных доходов требует специального расчета, поскольку сложный вопрос, что считать нефтяными доходами, а что — ненефтяными. Нефтяники платят налог на добычу полезных ископаемых, что-то идет в регионы и т. д.», — указал эксперт.

Он отметил, что 46% — это много, но лучше, чем было в 1990-е гг.: тогда в процентном отношении доля нефтегазовых доходов в бюджете была больше, в абсолютных цифрах — нет.

Гафуров считает, что положительная динамика уменьшения зависимости бюджета от нефтегазовых доходов есть, правительство уделяет этому вопросу большое внимание.

«В целом ситуация с нефтяными доходами в бюджете у нас не катастрофическая, есть положительная динамика ухода от сырьевой зависимости. Правда, процесс идет благодаря лучшей собираемости налогов, а не за счет особенного развития промышленности.

Кроме того, не совсем понятно, как проходят налоговые маневры в нефтяной отрасли. Есть акциз, который исчисляется не от финансовой основы, а от добычи. У нас очень сложное и запутанное нефтяное законодательство, его постоянно меняют в ручном управлении. Любые попытки его унифицировать терпят поражение, в результате законодательство становится еще запутаннее. Видимо, единого красивого решения нет, потому что нефть разная и с точки зрения транспортной удаленности, и с точки зрения экспортных возможностей. Плюс надо стимулировать выпуск бензина. Поэтому такая сложная налоговая система. Меняются налоговые условия для того или иного месторождения — это разумно и оправданно, но это ручное управление, при котором обязательно будут недовольные», — пояснил экономист.

По его словам, ситуация с зависимостью от нефтегазовых доходов в Саудовской Аравия хуже, эта страна больше зависит от продажи нефти, хотя там очень большую долю составляет финансовый сектор.

«Кроме того, часть доходов идет через внебюджетные фонды, то есть нефтяные деньги в Саудовской Аравии не обязательно идут в бюджет», — отметил Гафуров.

Руководитель информационно-аналитического центра «Альпари» Александр Разуваев также напомнил, что в 2000-х гг. было больше 50%.

«Зависимость от нефтегазовых доходов, конечно, есть, но это и наше глобальное конкурентное преимущество.

Тем не менее, учитывая накопленные международные финансовые резервы — более 500 млрд, создана подушка безопасности. Если нефть рухнет, для бюджета это будет не так страшно. За счет этой подушки безопасности в 2008–2009 гг. страна и пережила кризис», — указал эксперт.

Он отметил, что зависимость от нефтегазовых доходов резко снижалась в нулевые годы, когда быстро росла экономика; добыча нефти, кстати, тоже росла быстро.

«У нас несырьевой экспорт почти 150 млрд будет в этом году, но пока уровень зависимости остается примерно на том уровне, который был и 5 лет назад. В реальном секторе мы видим, как другие сектора увеличиваются, но в плане бюджета все остается прежним. Рентабельность нефтегазового экспорта намного выше, чем экспорта той же пшеницы», — рассказал Разуваев.

По его словам, не стоит забывать, что, помимо официальной экономики, в России есть еще и теневая с оборотом в $300 млрд.

«То есть зависимость самой экономики от нефтяных цен присутствует, но не такая сильная. А вот наш бюджет действительно зависит от нефтегазовых денег. Российский бюджет — 10–20 промышленных комплексов, прежде всего нефтегазовых. С них очень легко брать налоги, а заниматься теневым сектором сложно, у нас зарплаты серые. Гораздо эффективнее тряхануть нефтяные компании, и они все заплатят, — пояснил аналитик, указав, что экономика ощущает проблемы на нефтяном рынке, только когда рубль падает. — Россия уже достаточно диверсифицирована».

Он заметил, что в Саудовской Аравии большая зависимость от нефтяных доходов, так как экспорт нефти составляет 90% всего экспорта. Из постсоветских стран намного большая зависимость от нефтегазовых доходов, чем у России, присутствует в Азербайджане и Казахстане.

Вместе с тем сама тема сырьевых доходов, которая в нашей стране имеет явно негативный оттенок, по-разному воспринимается в современном мире. В частности, президент США Дональд Трамп стремится сделать из своей страны ведущего экспортера углеводородного сырья в мире, его нисколько не смущают нефтегазовые доходы, и он видит в возможности экспорта нефти и газа только конкурентное преимущество Соединенных Штатов.

Екатерина Вадимова