Новый руководитель Минприроды Дмитрий Кобылкин выражает готовность решительно взяться за решение проблем, накопленных в сфере геологоразведочных работ (ГРР) за весь постсоветский период. Их масштаб таков, что в российской геологии нужно если не выстраивать новую систему деятельности, то существенно корректировать принципы взаимоотношений между основными игроками – государством, добывающими компаниями и холдингом «Росгеология». А приоритеты развития в конечном итоге будет диктовать представление о том, какие регионы и типы месторождений будут наиболее перспективны для российских нефтяников в ближайшие десятилетия.
«Нефть и газ в России, я не могу сказать, что никогда, но очень долго не закончатся. Это все миф», – ответил Дмитрий Кобылкин на прозвучавший в ходе недавнего правительственного часа в сенате вопрос спикера Совета Федерации Валентины Матвиенко о том, какой будет в России «жизнь после нефти» и когда она начнется.
Несмотря на несколько тривиальную постановку, вопрос был полностью обоснован в контексте выступления Кобылкина, посвященного воспроизводству минерально-сырьевой базы и геологическому изучению недр. Картина, нарисованная главой Минприроды в докладе сенаторам, оказалась весьма парадоксальной.
С одной стороны, Кобылкин отметил значительный рост инвестиций в ГРР, наращивание геологической изученности страны, формирование фонда перспективных площадей.
Произошло и повышение инвестиционной привлекательности России в области недропользования: по данным зарубежных аналитиков, на которые сослался министр, соответствующий индекс в последние годы вырос почти на 30%. По запасам основных полезных ископаемых Россия по-прежнему удерживает лидирующие позиции.
В то же время министр констатировал, что высокий потенциал минерально-сырьевой базы страны и достигнутые результаты не компенсируют неуклонное снижение коэффициента воспроизводства: темпы потребления ресурсов превышают геологическую составляющую, качество разведанной базы снижается и не всегда компенсирует добычу.
Такие тенденции, уточнил Кобылкин, отмечаются во всем мире, но глава Минприроды признал, что в России это сопровождается ухудшением кадрового и технологического обеспечения отрасли. Государственное финансирование ГРР и их эффективность снижается год от года, хотя падение объемов государственных работ пока компенсируется активностью компаний. Потенциал открытия новых высокорентабельных месторождений в доступных и освоенных регионах в значительной мере исчерпан – перспективы новых открытий связываются с повышением глубинности освоения недр и изучением труднодоступных территорий.
«Сегодня нужно думать и говорить о том, правильно ли мы реализуем то, что у нас есть в стране. Мы еще к сланцевой нефти не подходили, мы еще не подходили толком к трудноизвлекаемым запасам. У нас этого очень много. А вот эти, извините за выражение, халявный газ и халявная нефть, которые сегодня есть, – наверное, их горизонт такой, как вы сказали [50-60 лет]», – завершил Кобылкин ответ на вопрос Матвиенко.
Независимые эксперты при оценке ситуации в отечественной геологии сравнивают инвестиции в ГРР российских и зарубежных компаний. Как отмечает аналитик компании VYGON Consulting Денис Пигарев, при относительно неизменном объеме государственного финансирования ГРР на углеводородное сырье вложения российских недропользователей варьируются в пределах 200-300 млрд руб. Эти объемы несравнимы с показателями международных компаний, имеющих сопоставимый с российскими ВИНК уровень добычи: например, вложения в ГРР компании Petrochina в 2016 г. составили в эквиваленте около 300 млрд руб., Shell – 240 млрд руб. и т. д.
«Тенденцией последнего десятилетия является сокращение коэффициента восполнения запасов за счет ГРР до 5-6% над добычей при ухудшении качества новых открытий. Открываются месторождения с небольшим объемом запасов (1 млн тонн и менее), на значительных глубинах, в сложных низкопроницаемых и расчлененных коллекторах. В результате недропользователи мало заинтересованы в значительном увеличении активности в сегменте поиска и разведки, не обеспечивается достаточный объем прироста запасов для долгосрочного поддержания стабильного уровня добычи нефти в стране», – характеризует ситуацию Пигарев.
«Круг проблем в сфере ГРР Кобылкин обозначил в Совете Федерации достаточно четко, – комментирует выступление министра ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности (ФНЭБ) Игорь Юшков. – Ресурсная база по нефти устаревает, советский задел кончается – ранее открытые месторождения, по сути, все уже розданы, крупных уникальных месторождений нефти почти не осталось.
Еще одна проблема, которая почему-то не слишком активно попадает в поле зрения Минприроды, – регулярное восполнение ресурсной базы путем пересмотра запасов месторождений в сторону их увеличения. В результате рост запасов нередко происходит на бумаге».
По словам Юшкова, проблемы в сфере ГРР были очевидны и предыдущему главе Минприроды Сергею Донскому, который их не раз озвучивал. Другое дело, добавляет эксперт, что основной акцент в этой сфере Донской делал на разработке арктического шельфа – вплоть до того, что лично отвозил необходимую документацию в ООН.
«В результате складывалось ощущение, что это и есть главное, чем занимается Минприроды, а проблемы ГРР и восполнения ресурсной базы отошли на второй план, став заботой либо самих добывающих компаний, либо «Росгеологии». С назначением Кобылкина ситуация изменилась, поскольку он гораздо плотнее взаимодействует с нефтегазовыми компаниями. Думаю, что у Кобылкина больше шансов приступить к решению обозначенных проблем – его аппаратный вес явно больше, чем у Донского, а круг задач, поставленных перед ним президентом, существенно шире», – полагает Юшков.
Одно из ключевых направлений в развитии сферы ГРР, где хорошо просматривается преемственность двух руководителей Минприроды, – создание системы стимулов для недропользователей, инвестирующих в разведку новых месторождений. Еще в 2014 г. был предложен механизм стимулирования ГРР через предоставление повышающего коэффициента к вычету из НДПИ, однако его практическое внедрение затянулось – на сегодняшний день, как выразился Кобылкин в докладе в Совете Федерации, есть лишь «четкое понимание» формирования системы налоговых вычетов, компенсирующих высокозатратные геологоразведочные работы.
«Преимущество механизма вычета из НДПИ в том, что он высвобождает дополнительные денежные средства у компаний для роста объемов поискового бурения и является не адресной, а системной мерой для всей отрасли»,
– отмечает Пигарев. Но пока эта инициатива трансформировалась в вычет из налоговой базы по налогу на прибыль, введенный только для шельфовых проектов из-за риска сокращения доходов региональных бюджетов, для которых налог на прибыль является основным источником дохода. На сентябрьском совещании правительства РФ по вопросу стимулирования добычи нефти было решено подготовить новую версию механизма стимулирования ГРР на суше, в ближайшее время должна быть подготовлена редакция соответствующего законопроекта.
По оценке VYGON Consulting, введение повышающего коэффициента 3,5 с 2020 г. принесет к 2025 г. более 800 млн тонн прироста запасов нефти по категориям В1 и В2. Однако добиться нужного нефтяникам решения по-прежнему будет непросто. По мнению Юшкова, реализация на практике механизма вычета из НДПИ, похоже, наталкивается на очень сильные позиции Минфина, который может подозревать добывающие компании в махинациях при введении такого принципа.
«Видимо, предстоит серьезная борьба и идею вычета стоимости ГРР из НДПИ Кобылкину придется отстаивать на уровне президента как верховного арбитра между разными ведомствами», – предполагает эксперт.
«Эффект для доходов бюджета от введения предлагаемого механизма отложенный: добыча после ГРР начинается минимум через 3-5 лет, причем в регионах с развитой инфраструктурой, а в новых регионах – через 7-10 лет. Следовательно, для минимизации потерь необходимо сконцентрироваться на приоритетных направлениях, которые могут дать значительный прирост запасов.
Перспективными представляются Арктика, Восточная Сибирь, доюрский комплекс отложений Западной Сибири», – добавляет Пигарев. По его словам, привлечь дополнительные инвестиции в ГРР малоизученных участков, эффект от которых можно будет оценить через 3-5 лет, позволит заявительный принцип – о необходимости его расширения также говорил в выступлении Кобылкин.
«Заявительный принцип уже зарекомендовал себя в сфере твердых полезных ископаемых, где количество выданных по заявкам лицензий уже более тысячи. Расширение принципа на углеводороды с 2017 г. позволило компаниям в порядке живой очереди, без аукционов и конкурсов получать участки с ресурсами под ГРР. Ранее лицензии на такие участки могли получить лишь компании со стопроцентным госучастием. Объем государственного финансирования ГРР на углеводородное сырье в 2013-2017 гг. был довольно низким – 14-16 млрд руб. в год», – говорит Пигарев.
Принципиальным для долгосрочных планов в сфере ГРР является и вопрос о том, за счет каких новых месторождений будут восполняться истощающиеся «халявные» запасы нефти. В научной и экспертной среде по этому поводу все чаще звучит мнение, что Арктика, еще недавно бывшая главной заботой Минприроды, имеет далеко не первоочередное значение.
Эту точку зрения всего через несколько дней после выступления Кобылкина в Совете Федерации представил на сессии Общего собрания РАН главный научный сотрудник Института нефтегазовой геологии и геофизики им. А. А. Трофимука академик Алексей Конторович.
«Есть 4-5 перспективных направлений нефтедобычи, среди которых арктическое занимает последнее место – не по значимости, а по срокам реализации, приходящимся на середину текущего столетия»,
– заявил он. Более актуальными направлениями, по словам академика, являются, во-первых, «брошенные» средние и малые месторождения Западной Сибири, которые могут дать до 100 млн тонн ежегодно, а во-вторых, и это, подчеркнул Конторович, будет по-настоящему долгосрочным резервом, те самые трудноизвлекаемые запасы – баженовская свита и ее аналоги. Ученые настаивают, чтобы государство поддержало комплексный проект изучения и разработки трудноизвлекаемых запасов нефти, подготовленный в рамках программы «Академгородок 2.0».
Такая позиция вполне может соответствовать новым задачам Минприроды, отмечает Юшков: «В целом, насколько можно судить, Кобылкину поручено расширение добычи полезных ископаемых, а Минприроды должно стать ведомством, которое помогает нефтяникам больше добывать. Добыча нефти в Арктике при таком подходе действительно оказывается приоритетом не первого ранга, поскольку гораздо более актуальным выглядит освоение трудноизвлекаемых запасов. Мировая практика показывает, что зачастую это более перспективное направление, чем шельф, разработка которого просто невыгодна экономически при стоимости нефти $60-70 за баррель, а волатильность цен делает это еще более проблемным».
В этой ситуации, отмечает Юшков, интерес к трудноизвлекаемым запасам становится все больше и Минприроды вполне может разработать механизмы помощи нефтяникам, предоставив, например, льготы и вообще обеспечив благоприятный режим компаниям, которые готовы работать в этом сегменте.
«Себестоимость добычи ТРИЗ может оказаться меньше, чем на шельфе, а инфраструктура в целом готова, потому что российские трудноизвлекаемые запасы, прежде всего баженовская свита, находятся в Западной Сибири.
На Дальнем Востоке и в сравнительно доступных местах Восточной Сибири поиску таких запасов должно способствовать именно развитие ГРР, поскольку эти территории слабо изучены – в Восточной Сибири уровень разведанности запасов нефти оценивается всего в 10%», – отмечает эксперт ФНЭБ.
Но все это пока выглядит долгосрочной стратегической перспективой, переходить к которой можно будет лишь после выстраивания институциональной структуры российской геологии, а этот процесс далеко не завершен. Консолидацию активов в сфере ГРР под «зонтиком» холдинга «Росгеология» в 2011 г. можно считать вполне успешным экспериментом с точки зрения финансовых результатов: начиная с 2014 г. выручка компании выросла в 3,6 раза (в 2017 г. она достигла 34 млрд руб.), рентабельность по чистой прибыли – в 21,5 раза. Занимаемая холдингом доля рынка ГРР с момента его создания увеличилась более чем впятеро.
На данный момент в портфеле «Росгеологии», по ее собственным данным, порядка 60% коммерческого заказа и 40% государственного, холдинг заявляет, что контролирует более 75% рынка параметрического бурения России.
Отдельно стоит упомянуть о лоббистском потенциале «Росгеологии», возглавляемой бывшим топ-менеджером «Норильского никеля» Романом Пановым. В свое время его назначение во главе холдинга выглядело явным дистанцированием от Минприроды, в орбите которой «Росгеология» первоначально и находилась (первым ее гендиректором был не кто иной, как Донской). Под руководством Панова холдинг фактически стал игроком, самостоятельно решающим многие вопросы на уровне правительства. После недавней встречи руководителя «Росгеологии» с вице-премьером Алексеем Гордеевым стало известно, что правительство может предоставить холдингу финансирование в размере почти 717 млн руб. на модернизацию устаревшего парка бурового оборудования.
Однако о монополизации рынка ГРР – по меньшей мере в нефтегазовом сегменте – речь не идет. В 2017 г. более половины российских инвестиций в ГРР пришлось на «Роснефть», «Газпром» и «Сургутнефтегаз», которые в общей сложности вложили 185,5 млрд руб.
В этом зазоре возникает еще одна точка аппаратного напряжения.
«Ответа на главный вопрос, кто должен заниматься поиском новых месторождений – добывающие компании, «Росгеология» или кто-то еще, – по-прежнему нет, – констатирует Юшков. – Как Кобылкин будет взаимодействовать с «Росгеологией», пока тоже непонятно. Какое место «Росгеология» займет в организации ГРР в России, сказать сложно. Пролоббировать монополию на любые геологические изыскания «Росгеологии» вряд ли удастся, поскольку многие добывающие компании сами достаточно активны в сфере ГРР. В то же время отрасль идет по пути консолидации, в рамках этого либо «Росгеология» получит больше полномочий, либо ее саму кто-то поглотит полностью или целиком. Видимо, битва за «Росгеологию» еще впереди».
Николай Проценко