Иран: двойной стресс-тест для несистемного игрока

Очередное обострение ситуации вокруг Ирана проверяет на прочность ту позицию главного нарушителя спокойствия в глобальном нефтяном альянсе и, шире, в мировой экономике, которую Иран занимает уже почти четыре десятилетия. В ответ на планы США вслед за выходом из «ядерной сделки» с Ираном лишить его доходов от экспорта нефти власти страны демонстрируют готовность идти ва-банк. Угроза при необходимости перекрыть выход из Персидского залива выглядит отнюдь не риторической в свете недавних мер, которые руководство Исламской Республики предприняло по дедолларизации экономики страны, не побоявшись спровоцировать недовольство бизнеса.

Действия Ирана на внешнем и внутреннем фронте выглядят нерациональными лишь на первый взгляд. Требования Трампа объявить тотальный бойкот иранской нефти вряд ли получат безоговорочную поддержку в Евросоюзе, не говоря уже о Китае и России, а регулярными всплесками протестной активности в стране иранский режим не испугать – к ним он привык точно так же, как и к санкциям.

Обмен любезностями

«Если США хотят остановить иранский экспорт нефти, мы не допустим, чтобы какая-либо партия чужой нефти проходила через Ормузский пролив», – заявил на минувшей неделе представитель командования Корпуса стражей Исламской революции Исмаил Коусари в ответ на планы администрации США добиться полного нефтяного эмбарго Ирана. Заявление американцев о том, что они сведут к нулю экспорт иранской нефти, абсолютно бездумное и показывает, что они не подумали о последствиях, добавил иранский президент Хасан Роухани во время встречи 5 июля с канцлером Австрии Себастьяном Курцем в Вене.

На то, какими могут быть последствия, в тот же день намекнул представитель Ирана в ОПЕК Хосейн Каземпур Ардебили, спрогнозировав, что действия и высказывания Дональда Трампа могут привести к повышению цены на нефть до уровня $100 за баррель. Есть и более жесткие оценки. По данным Bank of America Merrill Lynch, полная остановка экспортных продаж иранской нефти может подтолкнуть цены выше $120 за баррель, если Саудовская Аравия не сможет компенсировать выпадающий объем в размере порядка 2,7 млн баррелей в сутки.

Подобные перспективы вызывают серьезное беспокойство во всех странах – импортерах нефти, поскольку следующим неизбежным шагом будет взлет цен на горючее, которое и так за последний год сильно подорожало вслед за подросшей стоимостью нефти.

«Либо советники президента Трампа не понимают нефтяной рынок, либо он просто их не слушает», – констатируют аналитики консалтинговой группы FGE. Особенно странно планы Трампа в отношении иранской нефти звучат на фоне его требований к ОПЕК наращивать добычу и тем самым снижать цены на нефть, которые американский президент вновь озвучил в своем Twitter. Трамп, говорится в отчете FGE, вместо единовременного введения новых антииранских санкций, назначенного на 4 ноября, мог бы делать это постепенно, уменьшив давление на рынок нефти и цены на бензин, однако терпение, похоже, не входит в число тех добродетелей, которые высоко ценит американский президент.

Возможное введение очередной серии антииранских санкций США уже привело к тому, что некоторые страны (например, Япония) сократили закупки иранской нефти, а ряд западных компаний объявил об уходе из страны.

В середине мая французская Total сообщила об остановке работ по освоению блока 11 газового месторождения Южный Парс, соглашение по которому с долей Total в 50,1% и китайской CNPC в 30% стало первым международным контрактом Ирана после снятия предыдущих санкций в январе 2016 года. В начале июля стало известно и об уходе из Ирана компании CMA CGM Group – третьего в мире морского контейнерного перевозчика. Решение было принято после того, как Трамп 1 июля пообещал вводить ограничения в отношении европейских компаний за нарушение американских санкций.

Но политические круги Франции не спешат признавать право США на односторонние санкции в отношении Ирана.

Несколько дней назад французский министр иностранных дел Жан-Ив Ле Дриан сообщил, что его страна вместе с остальными участниками «ядерной сделки» (Россией, Великобританией, Китаем, Францией, Германией) готовит специальный механизм, который позволит продолжать торговлю с Ираном и после введения санкций в ноябре, пока Иран соблюдает обязательства.

О намерении приложить максимальные усилия для сохранения торговых и финансовых потоков и защиты интересов иранских деловых кругов заявила и верховный представитель Евросоюза по иностранным делам Федерика Могерини.

Еще более определенно высказалось руководство Китая.

«Необходимо отказаться от применения односторонних санкций. Китай всегда выступал против любых односторонних ограничительных мер», – заявил на министерской встрече в Вене глава МИД КНР Ван И. Не намерена разрывать торговые отношения из-за одностороннего решения США о санкциях против Исламской Республики и Турция, заявил министр иностранных дел Мевлют Чавушоглу.

Валютный шок

Озабоченность китайцев ситуацией вокруг Ирана легко понять, учитывая то, что в 2017 году КНР импортировала из Исламской Республики 31 млн тонн нефти. В общем объеме импорта это сравнительно немного – всего 7,4%, но динамика иранских поставок в Китай была очень высокой, а для Ирана на этот рынок пришлась почти треть нефтяного экспорта. В Евросоюзе крупнейшими покупателями иранской нефти в 2017 году были Италия (8,7 млн тонн), Франция (5,7 млн тонн), Испания (4,4 млн тонн) и Греция (4,1 млн тонн) – тоже сравнительно небольшие объемы, но у Европы есть и другие основания не соглашаться на новые антииранские санкции.

В финансовой политике последних месяцев Тегеран совершенно определенно делает ставку на евро вместо доллара. Правительство Ирана обязало все министерства, государственные организации и фирмы использовать евро как основную резервную валюту при публикации статистики, информации и финансовых данных при зарубежных транзакциях. В мировых СМИ появилась утечка от дипломатического источника в Брюсселе о том, что ЕС может начать рассчитываться с Ираном за нефть именно в евро.

Решение о переводе международных расчетов Исламской Республики в евро было принято через несколько дней после того, как власти Ирана решились на нетривиальный шаг в валютной политике. После очередного падения национальной валюты курс доллара был зафиксирован на уровне 42 тыс. риалов, а любые другие варианты были объявлены незаконными.

Утверждалось, что риал необходимо защитить от атак. Кроме того, власти потребовали от населения сдавать в банки или переводить в риалы валютные сбережения, превышающие €10 тысяч. Далее последовали еще более жесткие меры: иранский парламент утвердил список из примерно 1300 товаров, импорт которых будет запрещен в страну в связи с тем, что потребность в них может быть обеспечена внутренним производством либо они вообще бесполезны для страны.

Реакция на эти меры не заставила себя ждать. Сначала в Иране закрылись многие легальные пункты обмена валюты, курс доллара на черном рынке подскочил до 90 тыс. риалов, а в конце июня объявили забастовку торговцы на Большом базаре Тегерана, заявив, что валютные ограничения лишают их бизнес смысла. Появилась информация о резком подорожании многих импортных товаров – например, компьютеров и бытовой техники. Массовые протесты начались и на юго-западе страны, в провинции Хузистан на границе с Ираком, где поводом для недовольства стали перебои с подачей питьевой воды. Как и в конце 2017 года, когда Иран был охвачен акциями протестов, участники выступлений быстро переходили от экономических лозунгов к политическим, требуя отставки президента Хасана Роухани.

Бензиновый реванш

Иранское руководство привычно отреагировало на все эти события очередными напоминаниями, что страна находится в кольце врагов, но никто не сможет поставить Иран на колени.

Пока бушевали протесты, Роухани 30 июня открывал вторую очередь завода по переработке газового конденсата в Бендер-Аббасе, крупнейшем портовом городе Ирана в Персидском заливе.

Начиная с 2013 года, когда он стал президентом, заявил Роухани, производство бензина в стране выросло по меньшей мере на 45% (до 90 млн литров в день), а бензина марок «Евро-4» и «Евро-5» – в 12-13 раз, с 3,4 млн до 28 млн литров в день. Стилистика выступления иранского президента при этом напоминала знаменитые речи Сталина времен первых пятилеток: «Не должны ли мы гордиться этим? Мы были импортером бензина, а теперь мы его экспортер. Мы импортировали газ зимой, но теперь экспортируем».

Третью и последнюю очередь предприятия в Бендер-Аббасе планируется запустить в строй до конца текущего иранского года (20 марта 2019 г.), после чего, заявил иранский министр нефти Биджан Зангане, это будет крупнейший в мире завод по переработке конденсата. Полный объем переработки составит примерно 360 тыс. баррелей конденсата в день, а общая стоимость проекта – $3,4 млрд.

Кроме того, Иран продолжает создавать в стране третий по величине нефтехимический хаб в порту Чахбехар.

Строительство комплекса предприятий оценочной стоимостью $18 млрд должно быть завершено в начале следующего десятилетия. В конце апреля подписан контракт на строительство газопровода стоимостью $262 млн до Чахбехара из города Ираншехр, его ввод в эксплуатацию ожидается в 1398 иранском году (март 2019 – март 2020 г.).

Иными словами, иранские власти дают понять, что обещанные Трампом санкции не перечеркнут планы в нефтегазовой сфере. Никакого сокращения производства нефти на повестке дня не стоит ни при каких обстоятельствах, объем добычи останется постоянным на уровне 3,9 млн баррелей в день, заверил 29 июня глава Национальной нефтяной компании Ирана Али Кардор. А первый вице-президент Исламской Республики Эсхак Джахангири через несколько дней добавил, что для противодействия американским санкциям доступ к иранской нефти будет открыт для частных компаний через биржевые механизмы. И уже сейчас на бирже находится порядка 60 тыс. баррелей.

Стихиям неподвластны?

Готовность держать удар на два фронта, которую сегодня демонстрирует Иран, в очередной раз напоминает о самой природе режима, который держится в стране начиная с 1979 года, когда в результате революции была провозглашена Исламская Республика.

Американо-иранский политолог Кеван Харрис (Харири) называет Иран антисистемным девелопменталистским государством, то есть нацеленным на развитие, но не в рамках существующих глобальных форматов, без международной помощи.

«Постреволюционная политическая элита Ирана действительно ощущала внешний геополитический порядок враждебным для себя почти на экзистенциальном уровне. И хотя среди этой элиты были периоды интенсивной межфракционной борьбы, устойчивая антисистемная позиция Исламской Республики в геополитическом порядке сделала идею модернизации в опоре на собственные силы актуальной для каждого», – отмечает Харрис. По его мнению, Иран не стал классическим «рентным» государством, в котором доходы от нефти либо используются контролирующей их узкой группой элиты, чтобы купить лояльность населения через распределение различных социальных благ, либо просто уходят в карман вороватым правителям, как это происходит в Африке.

Иран смог нащупать собственный ответ на проблему «нефтяного проклятия», что, видимо, и позволило режиму Исламской революции продержаться так долго и оказаться вполне успешным в далеко не тепличных международных условиях.

В разгар зимних протестов, спровоцированных ростом цен на товары широкого потребления, Роухани заявил, что ничего критичного власти в этом не видят: Иран – демократическая страна, выражать свое мнение в рамках правового поля не запрещено никому. Это вовсе не лицемерие. После революции 1979 года, отмечает Кеван Харрис, в Иране сохранилась как значительная конкуренция элит, так и высокий уровень мобилизации масс, что позволило стране выстоять в почти десятилетней войне с Ираком в 1980-х годах, а затем и продолжать антисистемную модернизацию под международными санкциями, выработав собственную модель государства благосостояния.

Новая волна иранских протестов свидетельствует о том, что недовольных существующим положением дел в Иране все больше, но реакция властей страны на внутренние и внешние угрозы остается прежней: Исламская Республика вновь готова если не бросить вызов всему миру, то идти дальше своим особым путем. Однако издержки этого курса все более ощутимы.

«Нынешние события существенно меньше по масштабу, чем полгода назад, но в целом причина та же: ухудшающееся социально-экономическое положение,

– отмечали в комментарии к недавним протестам в Иране эксперты российского Института Ближнего Востока. – В основном девальвация валюты беспокоит напрямую жителей крупных городов. До глубинки последствия дойдут позже, поэтому сейчас протесты более локальны и не столь многочисленны. Тем не менее частота повторяемости выступлений говорит об усугубляющемся кризисе, с которым власти Исламской Республики явно не справляются».

Николай Проценко