Posted 30 декабря 2020, 10:31
Published 30 декабря 2020, 10:31
Modified 15 сентября 2022, 21:36
Updated 15 сентября 2022, 21:36
Это проявилось в самостоятельной динамике газовых цен, в существенно меньшем сокращении спроса на газ по сравнению с нефтепродуктами в период пандемии, в резком ухудшении прогнозов долгосрочного спроса на нефть. С фундаментальной точки зрения, мне кажется, это наиболее существенная из наблюдаемых тенденций.
Газовый рынок второй год живет в условиях переизбытка предложения СПГ, на который в 2020 г. наложилось сокращение спроса.
По нашим оценкам, умеренный профицит может сохраняться на этом рынке вплоть до 2025 г. (в 2022–2023 гг. ожидается его относительное сжатие). Это существенный фактор сдерживания роста цен. Однако спрос будет расти значительно быстрее, чем на рынке нефти, и это приведет к высокой волатильности цен, особенно в отопительный период.
В 2021 г. конъюнктура и цен, и спроса должна быть заметно лучше, в чем в 2020 г., особенно в Европе. Это позволит увеличить и объемы, и особенно выручку от экспорта российского трубопроводного газа. Российский газ объективно наиболее конкурентоспособный в Европе (но не в Китае) с точки зрения конкуренции издержек, и в условиях низких цен это позволяет ему оттеснять других поставщиков. То, что интерес к российскому газу высок, косвенно показывает рост продаж на ЭТП «Газпром экспорта»: более 27,2 млрд куб. м в 2020 г. против 14,9 млрд в 2019 г.
Однако все более актуальным становится вопрос, а нужно ли России «заливать» газом европейский рынок, способствуя удержанию низких цен? Или, напротив, попытаться в ближайшие два-три года создать механизм «балансировки» рынка совместно с другими производителями газа, например, на основе по-прежнему малозаметного Форума стран-экспортеров газа? Речь идет не о «газовом ОПЕК» (квотировании добычи), а о регулировании продаж свободных объемов газа (не связанных долгосрочными контрактными обязательствами) на спотовом рынке.
Именно наличие на европейском рынке, по сути, неограниченного предложения дешевого российского газа стало фундаментом для обвального падения цен на газ в 2019–2020 гг.
Вопрос о том, что выгоднее, борьба за долю на рынке или достижение приемлемых цен продаж газа, стоит в газовой отрасли уже не менее остро, чем в нефтяной. При этом, как показывает крайне негативный опыт «Газпрома» в 2017–2020 гг. на турецком рынке, речь может идти только о скоординированном действии большого числа поставщиком газа, нацеленных на воздействие на спотовые цены на европейских хабах.
Принятые в этом году новые цели по декарбонизации ЕС (55% в 2030 г. к уровню 1990 г. против ранее предусмотренных 40%) ухудшают перспективы спроса на газ после 2030 г., но, скорее всего, улучшают в 2020-е гг.: такие темпы снижения выбросов невозможны без сохранения масштабной газовой генерации. Стратегия комплексного развития энергетической системы ЕС» (An EU Strategy for Energy System Integration, COM/2020/299) и Водородная стратегия для климатически нейтральной Европы (A Hydrogen Strategy for a Climate-Neutral Europe, COM/2020/301) не противоречат, на мой взгляд, возможности относительно устойчивого спроса на газ в ближайшие 10 лет.
В 2021 г. и вовсе не стоит ждать каких-то серьезных перемен [из-за декарбонизации]. Однако долгосрочные перспективы газа становятся все более неопределенными.
В целом, несмотря на новую волну пандемии, 2021 год, как и несколько последующих, выглядят для газовой отрасли относительно более благополучными и спокойными, чем 2019–2020 гг. Но в долгосрочной перспективе мы наблюдаем затишье перед бурей.