Posted 31 марта 2020,, 07:04

Published 31 марта 2020,, 07:04

Modified 16 августа 2022,, 21:51

Updated 16 августа 2022,, 21:51

Нефтяной рынок — кто из участников потеряет больше?

31 марта 2020, 07:04
Участники дискуссии клуба «Валдай» были едины во мнении о том, что фактор COVID-19 обрушил мировой рынок нефти, который и без того находился в сложной ситуации

27 марта клуб «Валдай» провел дискуссию на тему нефтяных войн во время пандемии. Комментарии экспертов неутешительны. В нынешней ситуации никто из стран–производителей нефти не выиграет. Весь вопрос в том, кто потеряет больше?

Участники дискуссии были едины во мнении о том, что фактор COVID-19 обрушил мировой рынок нефти, который и без того находился в сложной ситуации. Заместитель министра энергетики России Павел Сорокин отметил, что тревожные тенденции прослеживались еще в прошлом году: «Мы видели… что в 2020-21 годах из-за роста предложения нефти в странах, не участвующих в соглашении ОПЕК+, мы можем оказаться в достаточно напряженном рынке. Перепроизводство уже тогда начинало проглядываться. Небольшое — несколько сот тысяч баррелей». По словам чиновника, Минэнерго прорабатывало негативный сценарий развития, учитывающий замедление темпов роста экономики. В частности, это стало «одной из причин, по которой было принято решение продлить соглашение ОПЕК+ на первый квартал 2020 года».

Однако в начале нынешнего года ситуация сильно изменилась. На смену небольшому перепроизводству пришел обвал спроса, вызванный распространением коронавируса. «Если вы посмотрите на структуру потребления нефти в мире, — пояснил Павел Сорокин, — то более 60% уходит на мобильность людей. Это передвижение на личном транспорте, корабли, самолеты. На авиасообщение, например, приходится 7-9 млн б/с, это почти 9-10% мирового потребления. И мы видели, что введение мер карантина бьет по всем ключевым аспектам потребления нефти».

Как рассказал замминистра, готовясь к мартовской встрече ОПЕК+, в Минэнерго пришли к выводу, что «как-то существенно повлиять на ситуацию с распространением коронавируса невозможно». Поэтому предложения по сокращению производства нефти на 0,6-1,5 млн б/с были расценены как «капля в море по сравнению с тем ударом, который вирус нанес мировой экономике». Павел Сорокин отметил:

«Мы сейчас видим, что снижение потребления нефти в моменте доходит до 15-20 млн баррелей в сутки. Это несопоставимо с действиями любой группы производителей».

По словам замминистра, «обсуждать действия, которые не принесут эффекта, нерационально». Поэтому предложение российской стороны сводилось к тому, чтобы «продлить соглашение, которое на тот момент действовало, а это добровольное ограничение всеми странами, и дальше посмотреть, как будет развиваться ситуация». Однако, как выразился заместитель министра, «у партнеров была другая точка зрения. Они считали, что надо срезать добычу ради того, чтобы в случае значимого влияния коронавируса быстрее потом выходить из кризисного периода». Но, по мнению Сорокина, идти на ограничение добычи имело бы смысл, если группа производителей «взяла бы на себя полностью ответственность за балансировку рынка» и «снизила добычу ровно на столько, на сколько есть перепроизводство».

Павел Сорокин также дал оценку вклада COVID-19 в обрушение нефтяных цен: «Если брать точку отсчета 60 долларов за баррель и текущий уровень цен в 26-27 долларов за баррель, то примерно 25 долларов этого падения — эффект коронавируса. И если были бы более существенные ограничения добычи, то мы бы находились на 5-7 долларов выше. И то далеко не факт».

Выступление Константина Симонова, генерального директора Фонда национальной энергетической безопасности, было более эмоциональным. Он отметил, что к текущей ситуации вполне применимо понятие нефтяной или ценовой войны. «По большому счету мы понимаем, — заметил Симонов, — что Саудовская Аравия сделала нам то предложение, с которым мы не могли согласиться… И все дальнейшие действия Саудовской Аравии показали, что это была сознательная стратегия, нужен был некий повод, после которого последовали подготовленные действия — заявления о резком росте добыче, использование любых резервов, чтобы накачать экспорт…

Ценовая война в прямом смысле, когда начали давать скидки».

Симонов сравнил текущую ситуацию с треугольником из теории игр. «Вы знаете, есть одна из моделей, где три ковбоя стоят в треугольнике на равном расстоянии друг от друга, и есть задача понять, в кого стрелять первым. Это примерно как в фильме „Хороший, Плохой, Злой“. Вот мы так и стоим. Россия, США, Саудовская Аравия, которая видимо решила, что ее стратегия — стрелять во всех, кого можно». «Действительно, странный подход — добивать цены, когда нужно было думать об их спасении, — считает Симонов. — Мы видим сознательную политику на опускание цен все ниже и ниже с очевидной надеждой, что в этой гонке у саудитов жирка окажется больше, и они из этой истории смогут выйти с наименьшими потерями».

Омар Аль-Убейдли, директор по научной работе Бахрейнского центра стратегических, международных и энергетических исследований, наоборот считает, что действия Саудовской Аравии абсолютно логичны. По его мнению, «исторически Саудовская Аравия добывала меньше возможного. Это было в 1980-90-е и 2000-х годах». И делалось это по неэкономическим соображениям. «Саудовская Аравия выполняла задачу стабилизации западной экономики в рамках отношений с США», — подчеркнул Омар Аль-Убейли. «Но сейчас все поменялось, и не в интересах Саудовской Аравии производить меньше возможного. Отношения США и Саудовской Аравии не такие прочные, как раньше. Более того, сланцевая нефть США стала важной частью глобального рынка нефти.

В отличие от традиционной нефти сланцевая нефть имеет короткий цикл добычи и ее можно быстро активировать. Поэтому Саудовская Аравия потеряла резоны уменьшать добычу ради сдерживания цен».

Как отмечает эксперт из Бахрейна, «сейчас не стоит удивляться тому, что Саудовская Аравия хочет добывать столько, сколько может. Это вполне нормально. И это не „игра в цыплят“, когда ты продаешь нефть по цене меньше себестоимости». По его словам, «конечно, все хотят высокие цены, и Саудовская Аравия могла бы помочь повысить цены, если бы снизила добычу, как и все другие страны. Но если Саудовская Аравия в одностороннем порядке снизит добычу, то это повредит бюджету страны и другие займут рынок. Раньше усилий ОПЕК хватало, чтобы регулировать рынок, но сейчас со сланцевой нефтью США это уже не так. Здесь нужны все страны ОПЕК+ для того, чтобы снижение добычи привело к росту цен».

Марк-Антуан Эйль-Мазегга, директор французского Центра энергетики IFRI, не так оптимистично оценивает возможности наращивания добычи нефти в современных условиях. «Я бы не считал, что Россия или Саудовская Аравия, как само собой разумеющееся, нарастят добычу нефти в тех объемах, о которых они объявляли, — заявил эксперт. — Это вовсе не данность. Мне кажется, мы не увидим роста добычи на 2,5-3 млн б/с в ближайшее время. Это скорее обещания, чем реальность».

По его мнению, «мы сейчас находимся на территории огромной определенности. Никто не мог предсказать, что спрос упадет так сильно… Все были захвачены врасплох: и в Саудовской Аравии, и в России, и в других странах. Мы не знаем, что дальше будет с вирусом…» Он считает, что главные трудности еще впереди: «Ущерб для экономики будет расти. Но пока еще есть спрос на нефть и многие стараются ею запастись. А вот когда хранилища переполнятся, до этого осталось несколько недель или месяцев, тогда вообще будет резкое снижение… И мы можем оказаться на уровне цен 10 долларов за баррель в ближайшие время».

Директор Центра энергетики IFRI считает, что Россия пока что теряет меньше, чем другие страны-производители:

«Уже говорилось о девальвации рубля, есть определенные денежные потоки в компаниях. Но и слишком оптимистичным я бы здесь не был. Вирус быстро распространяется и очень сильно повлияет на экономику».

Эксперт полагает, что сейчас мы видим парадокс. «У нас самые низкие цены на нефть за последние 20 лет, — говорит он, — но у нас нет спроса и никто не собирается потреблять эту нефть. Я боюсь, что цены еще больше упадут». По его словам, «пик спроса на нефть может настать гораздо раньше, чем мы предсказывали. Обычно консенсус был на 2030-35 годы. Но теперь это может наступить раньше».

Также Марк-Антуан Эйль-Мазегга акцентировал внимание, что России следует обратить внимание на репутационные издержки текущей ситуации. «Россия должна понимать, — отметил он, — что некоторые глобальные производители так сильно пострадали и от вируса, и от коллапса мировых цен, что социально-экономическая стабильность в этих странах сейчас под угрозой.

И Россия, и Саудовская Аравия могут столкнуться с тем, что их репутация, их восприятие в этих странах сильно пострадает».

В то же время эксперт отметил, что преждевременно делать выводы и нужно смотреть, как ситуация будет развиваться дальше. В частности, это относится к вопросу о возможностях добычи сланцевой нефти. «Я бы не сказал, что снизится добыча жидких углеводородов США в целом. Слишком рано говорить…»

На этом фоне довольно неожиданным выглядело выступление Аббаса Малеки, доцента факультета энергетической политики Шарифского технологического университета (Иран), который не склонен драматизировать ситуацию. Он отметил, что «еще до вируса было предчувствие рецессии в некоторых странах. И с нашей точки зрения, и по сценариям энергетических агентств также не предсказывалось высокого спроса. Но я все-таки хочу посмотреть оптимистично на рынок, потому что нехватка ресурсов и, в частности, нефти — все равно важный фактор для многих стран, это также поменяет ситуацию месяца через три или позже».

Спикер из Шарифского технологического университета отметил, что «Иран — не самый главный игрок на энергетическом рынке, экспорт нефти находится в пределах 0,5-1 млн б/с». В то же время, по его мнению, текущий кризис может стать «поворотным моментом для иранской экономики. Иранский бюджет сейчас не так сильно зависит от нефтяных денег, иранская экономика становится более независимой, несмотря на все колебания цен на нефть».

Сергей Кузнецов

"