Очевидно, что углеводородное сырье придется «озеленять», чтобы удовлетворить потребителя

Мы наблюдаем за тем, что стадия отрицания энергоперехода прошла, остается вопрос, когда это произойдет. На фоне изменений в поведенческой парадигме регуляторов, инвесторов и потребителей даже нефтегазовые «киты» начинают эволюционировать. Хотя доля отрасли в инвестициях в «зеленые» технологии пока не столь существенна (по данным BNEF, менее 3% из $500 млрд в 2020 г.), ключевые игроки активно заявляют о трансформациях и климатических проектах с целью сократить выбросы или достичь углеродной нейтральности.

На сегодняшний день сформировалось несколько стратегий декарбонизации, и каждая компания выбирает для себя наиболее подходящую исходя из множества факторов — от масштаба ресурсной базы до требований регуляторов в странах, где осуществляется операционная деятельность. В целом же отраслевые игроки, по сути, разделились на четыре основных лагеря в зависимости от определенных приоритетов:

1. выход из инвестиций в нефтегаз в пользу возобновляемой энергетики;
2. «сбор урожая» с имеющегося бизнеса (в т.ч. из-за проблем с доступом к ресурсам) и переход на альтернативные направления;
3. диверсификация портфеля активов с использованием нефтегазовой деятельности для финансирования трансформации;
4. сохранение приоритета традиционного нефтегазового бизнеса.

Несмотря на выбор разных векторов развития, компании планируют использовать похожие инструменты для достижения поставленных климатических целей и обеспечения будущих денежных потоков. Отличие заключается лишь в том, какую значимость каждому из них бизнес присваивает в рамках своей стратегии. Но в целом действия зарубежных корпораций можно сгруппировать по трем направлениям:

1. операционная декарбонизация (включая повышение эффективности, контроль утечек метана, монетизацию попутного газа, торговлю углеродными квотами и другие инструменты);
2. трансформация бизнеса (развитие альтернативных сегментов, как ВИЭ и биотопливо, углубление по цепочке создания стоимости продукции);
3. технологическое развитие (улавливание и хранение углерода, электролизеры и прочее).

Каким путем стоит идти нефтегазовым компаниям постсоветсткого пространства в условиях декарбонизации? Ведь складывающаяся на мировой арене ситуация создает значительные риски не только для самих игроков, но для бюджетов стран СНГ, существенно зависящих от нефтегазовых доходов. Например, в доковидном 2019 г. в России они составляли 39% от всех поступлений, в Казахстане — 44%, а в Азербайджане — около 60%.

Безусловно, есть беспроигрышные шаги для адаптации к внешним условиям — операционная декарбонизация, к которой многие компании в регионе уже приступили, — повышение операционной и энергоэффективности, утилизация попутного нефтяного газа, сокращение выбросов метана, высаживание лесов и когенерация. При этом потенциал здесь еще остается. Например, в России, где с 2012 г. действует постановление об утилизации 95% ПНГ, средний показатель по стране далек от этого значения (82,6% в 2020 г.). В Казахстане, несмотря на хорошие показатели (97% в 2019 г.), остается потенциал по доведению утилизации попутного газа до возможных 99%, что может стать одним из наиболее простых действий в ответ на меняющуюся модель рынка с фокусом на экологичность.

Но чтобы не упустить момент, производителям традиционного углеводородного сырья пора делать и стратегические ставки. При этом важно понимать, что в условиях ускоренного технологического развития уже нет универсальных решений. На первый план выходит умение управлять портфелем инвестиций и технологий, что предполагает тщательное отслеживание и оперативную реакцию на бизнес-возможности, а также продажу активов, которые перестали удовлетворять предъявляемым требованиям. И те компании, которые быстрее других овладеют такими навыками, смогут вырваться вперед.

Что касается трансформаций в энергетические компании подобно ряду европейских коллег, для игроков из СНГ, обладающих обширной ресурсной базой, этот вектор не столь актуален. Важно монетизировать имеющийся потенциал запасов, но очевидно, что углеводородное сырье придется «озеленять», чтобы удовлетворить потребителя. И очевидно, что на первый план здесь выйдут технологии (улавливание, хранение и утилизация углерода, СО2-МУН, и даже, вероятно, электролизеры), которые могут сохранить возможности нефтегазовых компаний по созданию ценности.

Однако пока инвестиции в большинство технологий себя не окупают, но при этом имеют долгосрочную ценность как для отрасли, так и для регуляторов. Поэтому нефтегазовым компаниям СНГ необходимо брать на себя инициативу и вести активный диалог с государством, чтобы совместно менять правила игры и создавать благоприятные условия для инвестиций в них. В новых условиях нужно выходить за пределы сектора и рассматривать комплексные решения с участием нескольких отраслей экономики (например, кластерное развитие водородной энергетики или технологий УХУ). В частности, технологии УХУ, востребованные и в других секторах, которые без них не имеют возможности полноценно декарбонизироваться (цемент, металлургия), могут сильно выиграть от эффекта синергии. Но при отсутствии законодательства в этой сфере не отстать от конкурентов становится все сложнее, что чревато последующим импортом таких технологий и отсутствием ценности для экономики, продолжающей зависеть от углеводородного сырья. А исключительные выгоды, которые сулит сегодня «голубой» водород, требующий применения технологий УХУ, могут по прошествии времени существенно уменьшиться (по мере того как себестоимость «зеленого» будет снижаться к 2030 г.), и окно возможностей будет закрываться.

Таким образом, создание партнерств «бизнес-инвестор-регулятор» помимо снижения инвестиционных рисков несет долгосрочную ценность и дополнительную выгоду для каждого участника. Как показывает исторический опыт ряда стран, при правильной постановке целей возможно достижение выдающихся результатов: например, норвежские компании благодаря локализации производства с начала разработки своих месторождений в 1970-х годах стали лидерами на мировом рынке подводного и бурового оборудования, плавучих систем нефтедобычи, хранения и отгрузки, а также нефтегазового сервиса.

Ольга Белоглазова, руководитель Энергетического центра EY