Posted 20 апреля 2022,, 10:09

Published 20 апреля 2022,, 10:09

Modified 16 августа 2022,, 21:50

Updated 16 августа 2022,, 21:50

Как Россия помогла Южной Осетии и укрепила свои углеводородные позиции

20 апреля 2022, 10:09
Геополитический и, в первую очередь, геоэнергетический контекст событий пятидневной войны

Южная Осетия не слишком часто попадает в поле пристального внимания российских СМИ. В 2020 году некоторый резонанс вызвали народные волнения в республике, недавно, после начала спецоперации на Украине — участие в ней южноосетинских частей. Но, пожалуй, действительно ярким инфоповодом стало обещание главы ЮО Анатолия Бибилова провести в ближайшее время референдум о воссоединении с России. Так как обещание было выдвинуто накануне президентских выборов, его небезосновательно сочли элементом предвыборной кампании. Оппоненты Бибилова, также выступающие за воссоединение и разнящиеся по данному вопросу лишь в деталях, явно остались недовольны подобным перехватом интеграционной повестки.

В связи с этим неплохо бы вспомнить обстоятельства, при которых Южная Осетия была фактически спасена Россией от геноцида, а затем вместе с Абхазией признана ею независимым государством. Мы не будем вдаваться в историю грузино-осетинского конфликта, появления в республике российских миротворцев и обострения ситуации режимом Саакашвили, приведшего в итоге к пятидневной войне. Нас интересует геополитический и, в первую очередь, геоэнергетический контекст событий.

В конце мая 2006 года было официально завершено строительство трубопровода Баку-Тбилиси-Джейхан (далее БТД), который, как заметил тогдашний президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, с учетом казахского участия в проекте было уместнее называть Актау-Баку-Тбилиси-Джейхан. США не скрывали свою высочайшую заинтересованность в данном трубопроводе, который должен был нанести ущерб России как оператору энергетического транзита и одновременно сильнее вовлечь Азербайджан, Грузию, по возможности и Казахстан в орбиту политики Вашингтона.

Вносимый американцами в теорию и практику БТД приоритет политики над экономикой закономерно порождал определенный скепсис.

«Неизвестные объемы нефти должны пойти на Запад в обмен на туманно сформулированные политические обещания», — говорили многие. Бывший глава правительства Казахстана Акежан Кажегельдин прямо заявил: «Есть проект Баку-Тбилиси-Джейхан. Хороший проект с очень плохой математикой».

Одновременно разворачивалась интрига вокруг строительства газопровода Nabucco, призванного транспортировать азербайджанский и среднеазиатский газ через Грузию и Турцию в Европу. И здесь был силен мотив обхода России, а применительно к Грузии — двойной причинно-следственной связи Тбилиси-Брюссель: газопровод дополнительно привязывал грузин к евроатлантическому сообществу, а НАТО, в свою очередь, должно было стать главным гарантом безопасности проходящих через грузинскую территорию энергетических магистралей. Впрочем, были и другие факторы риска для Nabucco, помимо неурегулированных этнических конфликтов Грузии, например, курдский вопрос. Об этом на XIII Международном форуме «Технологии безопасности» в феврале 2008 г. сказал руководитель Антитеррористического центра СНГ Андрей Новиков, констатировавший: «Трубопровод Nabucco автоматически следует считать объектом, находящимся в верхнем рейтинге террористических угроз на ближайшие несколько лет, причем на всем его протяжении». А в мае рейтинговое агентство «Standard & Poors’» снизило суверенный рейтинг Грузии с «позитивного» до «стабильного» в связи с ухудшением отношений с Москвой и ситуацией в зоне грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликтов.

Символом уязвимости проходящих через Южный Кавказ и Турцию трубопроводов и грядущих в регионе боевых действий стала диверсия на турецком участке БТД, приведшая к временному прекращению его работы. Официальными виновниками были признаны члены «Рабочей партии Курдистана». При этом российский либеральный оппозиционер Андрей Илларионов выдвинул версию о руке абхазских спецслужб, в чем, правда, сомневались даже грузинские эксперты.

Существует и обратная версия: американцы, зная о грядущей агрессии Саакашвили, загодя позаботились о приостановке под благовидным предлогом.

После начала конфликта компания ВР прекратила транспортировку нефти и по альтернативно-запасному трубопроводу Баку-Супса, а также газа по Южно-Кавказскому трубопроводу Баку-Тбилиси-Эрзерум. Экспорт азербайджанской нефти окончательно прекратился после запрета грузинскими властями отгрузки нефти из черноморских портов Батуми и Поти, куда нефть доставляли по железной дороге, и открытого годом ранее черноморского терминала Кулеви с ежесуточной пропускной способностью в 200 тыс. баррелей. Заместитель начальника российского Генерального штаба РФ Анатолий Ноговицын опроверг распространяемую Грузией информацию о взрывах на БТД после российских бомбардировок, а головной офис ВР признал, что транспортировка черного золота прекращена из-за потенциальной угрозы ущерба магистрали, а не ущерба как такового.

При этом Южная Осетия признала идущие через Грузию углеводородные магистрали теоретически легитимной целью, пусть и в качестве крайней меры. Накануне нападения на республику ее московский полпред Медоев на пресс-конференции анонсировал возможные меры борьбы с агрессией: «Забегая вперед, могу сказать, что одним из направлений партизанского движения будет рельсовая война партизанской дружины. И мы тогда посмотрим, как Грузия будет отвечать за обещания по транзиту нефти через свою страну».

Политические итоги войны известны. Россия признала независимость Абхазии и Южной Осетии, Грузия окончательно утвердилась в русофобском настрое и приобрела статус «жертвы московского империализма», не совсем, впрочем, однозначный в глазах как минимум Европы — через год комиссия ЕС под руководством Хайди Тальявини признала режим Саакашвили начавшей конфликт стороной. Осязаемее спорных моральных приобретений выглядели экономические потери. Помимо упущенных отчислений конкретно в период остановки нефтяного транзита, Грузия радикально просела в глазах мировых компаний как надежный углеводородный транзитер в принципе.

Проблемы, пусть и несколько менее масштабные, возникли и у Азербайджана.

Временная потеря транзитных доходов опять-таки была лишь их частью, хотя и существеннейшей, для национальной экономики. В свете ревизии привлекательности уже существующих и только привлекательных энергетических магистралей в обход России через Южный Кавказ пришлось еще раз взвешивать ставки, сделанные ими на США, ЕС и, собственно, Россию. Кроме того, ближайший партнер — Турция — внезапно нанес удар в собственное больное этноконфликтное место — Карабах. Глава турецкого МИД Али Бабаджан, комментируя тему Nabucco, заявил: «Армения могла бы стать альтернативой для прохождения газопровода, идущего на Запад со стороны Каспийского моря по территории Грузии, ставшей ненадежной после российской интервенции». Это был еще и скрытый пас Москве как союзнице Армении. В Баку немедленно ответили, что сотрудничать с Ереваном до «возвращения им оккупированных земель» не собираются. Правда, в конце ноября на саммите глав Азербайджана, Туркмении и Турции при обсуждении нестабильного положения Грузии было выдвинуто соломоново решение прокладки труб через Армению и Грузию сразу — «на всякий случай».

Серьезное влияние пятидневная война оказала на Казахстан.

Казахи отказались от планов строительства нефтеперерабатывающего завода в Батуми (благовидная причина — «нехватка земли»), зернового терминала в Поти (честное признание политической нестабильности главной причиной) и в целом пересмотрели отношение к нефтетранзиту через Грузию. Началось обсуждение идей поглощения «освободившейся» нефти внутренним рынком, расширения Каспийского трубопроводного консорциума, несущего нефть от казахстанского Тенгиза к нефтяным терминалам Новороссийска по территории России, возможности увеличения мощностей проходящего через российскую территорию нефтепровода Атырау-Самара.

Свои интересы и ставки в южнокавказских событиях прорезались даже у Израиля, традиционно, впрочем, активного едва ли не на всем Большом Ближнем Востоке. Вскоре после конфликта в российскую прессу стали просачиваться сведения об израильской помощи грузинам вооружением и военными инструкторами. Кроме того, со ссылкой на израильские СМИ появилась информация о топливно-энергетической подоплеке этой помощи. Речь шла о проекте поставки каспийских углеводородов через Турцию в израильский Ашкелон и далее в порты на Красном море, откуда танкеры могли бы везти нефть и газ в Азию и на Дальний Восток. Ранее Израиль предложил Турции начальный этап амбициозного проекта — строительство по средиземноморскому дну нефтепровода Джейхан-Ашкелон. Ряд экспертов связал помощь Грузии с этим фактом.

Пятидневная война изменила баланс региональной и евразийской энергетической геополитики — далеко не окончательно, местами практически мимолетно, но все-таки весьма существенно. При этом участники роль трубопроводного аспекта особо не скрывали. Сенатор и кандидат в президенты США Джон Маккейн еще в ходе боевых действий заявил: «В Грузии на карту у нас поставлены важные стратегические интересы, в особенности продолжение потока нефти через трубопровод Баку-Тбилиси-Джейхан, который Россия в последние дни попыталась разбомбить […] США должны работать вместе с Азербайджаном и Турцией, а также с другими заинтересованными друзьями, чтобы выработать планы по укреплению безопасности нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан». Американцы воспротивились идее сделать проект Nabucco не антироссийским, а включающим Россию и «Газпром». «Это противоречит концепции Nabucco — это не должен быть российский или подконтрольный России газ», — заявила Зейно Баран, эксперт по энергетике и исламскому миру и супруга дипломата Мэтью Брайзы, долго работавшего в Закавказье (спустя несколько лет армянское лобби в Сенате заблокировало его утверждение послом в Азербайджане). Эта же Баран в октябре-2008 на энергетическом форуме в Будапеште признала:

«У США нет экономического интереса в проекте газопровода Nabucco, как и не было экономического интереса в нефтепроводе Баку-Тбилиси-Джейхан. Интерес США состоит в обходе России».

Резко американская дипломатия отреагировала и на идею привлечения к проекту Ирана, вполглаза рассматриваемую европейцами.

Признавали энергетический фактор кавказской битвы и в России. Историк и политолог Айдын Гаджиев в статье «Нефтяной привкус пятидневной войны» для официозного РИА Новости писал: «Экономический смысл очередного военного конфликта на Кавказе весьма значителен. Ибо в случае успеха США и их союзников усиление их контроля над энергетическими ресурсами и их поставками на мировой рынок имело бы очевидную перспективу распространения и на другие части геостратегического эллипса. То есть через Каспийское море на юг к Ирану и арабскому миру, ресурсы которого прочно сосредоточены в руках местных монархических режимов. А может, и на север, вглубь российской территории?» Некоторые наблюдатели (например, экономист Василий Колташов) говорили и о еще одной энергетической грани конфликта. Мол, российское руководство приняло перчатку эскалации и полновесно военным путем ответило на грузинскую агрессию против Южной Осетии, чтобы через повышение градуса международной обстановки повысить и упавшие было цены на нефть. Так или нет, но цены на нефть действительно пошли вверх.

Приведенная информация никак не оспаривает то, что Россия объективно спасла Южную Осетию от геноцида, выступила в самой благородной роли и отстояла свою национальную честь, а режим Саакашвили объективно пытался осуществить агрессию и акт геноцида. Речь лишь о том, что как в случае с чеченскими войнами, любая конфликтная ситуация имеет несколько аспектов и точек рассмотрения. Геоэнергетика обычно на первых ролях.

Самое интересное, что в случае с Южной Осетией присутствует и микроуровень нефтяного аспекта — наличие непосредственно в республике залежей черного золота, которые, по некоторым прикидкам, могут даже обеспечить ей нефтяную самодостаточность.

Результаты нефтяной разведки, проводившейся еще в советское время, подтвердил год назад заместитель председателя Комитета геологии, экологии и природопользованию Алан Харебов: «Проявления нефти в нашей республике обнаружены во многих местах, в частности, в селах Теделет и Хвце в Дзауском районе, около с. Гром в Цхинвальском районе. В 1954-57 гг. громское месторождение даже разрабатывалось, но по неизвестным причинам его закрыли. Запасы не оценивались, поэтому какие-то конкретные выводы делать нет смысла. Мы пока не все геологические отчеты получили из «Росгеолфонда».

Почему самое интересное? Потому что это реально последнее, что приходит на ум при соприкосновении понятий «Южная Осетия» и «нефть».

"