Российский нефтегаз пока справляется с вызовами «зеленой» революции

Ускорение глобального энергетического перехода требует от лидеров российской нефтегазовой отрасли серьезного пересмотра своих долгосрочных стратегий. Они вряд ли пойдут путем западных мейджоров, заявляющих о постепенном увеличении портфеля проектов ВИЭ при одновременном сокращении добычи нефти и газа, однако это не означает, что задачи декарбонизации воспринимаются российскими компаниями как нечто второстепенное по отношению к их основному бизнесу. Если проекты в области возобновляемой и низкоуглеродной энергетики будут приносить российскому нефтегазу репутационные выгоды и помогать привлечению новых инвесторов, его игроки будут активно в них инвестировать — и это уже происходит.

В долгосрочной перспективе такой прагматичный подход может оказаться более результативным, поскольку окупаемость начинаний в области ВИЭ, на которые сейчас делают ставку европейские мейджоры, пока неочевидна, а потребность в углеводородах для мировой экономики в обозримом будущем никуда не денется. В то же время российским компаниям следует готовиться к тому, что внешнее, а возможно, и внутреннее давление инвесторов и активистов на их нефтегазовый бизнес будет нарастать, поэтому им потребуется прилагать все больше усилий для сохранения своих рыночных позиций.

Не можешь обезглавить — возглавь

Глобальный энергетический переход по масштабам и последствиям будет сопоставим с промышленным переворотом конца XVIII — начала XIX века и займет всего 30-50 лет, уверен спецпредставитель президента России по связям с международными организациями Анатолий Чубайс. Предупреждение о рисках новой технологической революции для России недавно прозвучало в его письме с предложением собрать конфиденциальный семинар для обсуждения этой проблемы, ставшем достоянии СМИ. «В силу уникальной роли топливно-энергетического комплекса в российской экономике, ее природного и технологического потенциала и географического положения таким же уникальным (в страновом смысле) окажется и удар, который будет нанесен этой революцией по российской экономике, и возможности, которые одновременно перед ней открываются», — цитирует документ РБК.

В контекст этого заявления полностью укладывается опубликованный на днях доклад Межправительственной группы экспертов по изменению климата о влиянии человеческой деятельности на окружающую среду, в котором говорится, что достичь целей Парижского соглашения по климату 2015 года можно лишь в том случае, если незамедлительно приступить к сокращению выбросов углерода. Такая постановка вопроса находит все большую поддержку среди правительств разных стран, международных организаций финансовых институтов и не в последнюю очередь компаний нефтегазового сектора — главного источника углеродной эмиссии.

Shell, Total, BP, Equinor, Eni — вот лишь основные крупнейшие нефтегазовые компании, которые за последние полтора года объявили о стратегии достижения нулевого уровня выбросов к 2050 году, предполагающей их превращение в универсальные энергетические холдинги с высокой долей проектов ВИЭ и максимальной декарбонизации процессов добычи углеводородов. Пока во главе этого процесса стоят европейские мейджоры, а те компании, которые не спешат устанавливать аналогичные климатические цели, испытывают все большее давление инвесторов и активистов. Характерный пример — американская ExxonMobil, которой недавно пришлось уступить сразу три места в совете директоров представителям небольшого фонда ее акционеров Engine No. 1, критиковавшего руководство крупнейшей нефтяной компании США за отсутствие внятной климатической политики.

Мы пойдем другим путем

Российские компании, на первый взгляд, находятся в более выгодном положении: им по меньшей мере не приходится сталкиваться с таким внутренним натиском на климатическом фронте, как зарубежным коллегам, а их зависимость от международного финансирования относительно невысока. Практически невозможно представить, чтобы в России произошло нечто подобное недавней истории с компанией Shell, которую нидерландский суд признал нарушающей права человека из-за того, что она добывает нефть, считает Игорь Юшков, ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности. По его мнению, российские нефтегазовые компании не станут декларировать полный отказ от углеводородов даже в перспективе до 2100 года — все прекрасно понимают, что в российских условиях возобновляемая энергетика неконкурентоспособна в сравнении с традиционной.

Траектория энергетического перехода иностранных мейджоров в первую очередь объясняется более суровым налогообложением нефтяной отрасли в западных странах, нежели общемировым трендом, поясняет независимый энергетический эксперт Валдис Плявиньш.

Несмотря на то, что отечественные нефтегазовые компании уже вкладываются в ВИЭ, их полное превращение в универсальные энергетические холдинги по европейской модели невозможно как минимум из-за отсутствия экономических причин для этого.

Пока налогообложение нефтегазовой отрасли будет оставаться комфортным, примеру BP и других западных мейджоров никто не последует, уверен аналитик.

Однако все это не означает, отмечает Игорь Юшков, что российский нефтегазовый комплекс остается в стороне от актуальных трендов энергетического перехода. В качестве примера он приводит компанию НОВАТЭК, которая уже заявила о намерениях использовать технологии улавливания и захоронения парниковых газов, строить ветроэнергетические установки и частично перевести свою электростанцию при заводе «Ямал СПГ» на водород. Но на этом примере, уточняет эксперт, хорошо заметно, что подобные инициативы — это лишь часть кампании по привлечению иностранных инвесторов в СПГ-проекты:

«Фактически НОВАТЭК дает понять, что декарбонизироваться он, конечно, будет — но исключительно в рамках своих СПГ-проектов. Инвесторам посылается сигнал: мы верим в то, что декарбонизация — это неизбежный процесс, но будем и дальше производить СПГ, и пусть уже потребитель выбирает тот газ, у которого углеродный след меньше. При этом масштаб проектов декарбонизации определенно невелик — например, водород планируется использовать только на одной из турбин электростанции НОВАТЭКа, которая обеспечивает всего 10-15% производимой электроэнергии. Иными словами, если от публичных российских нефтегазовых компаний будут требовать демонстрацию действий по декарбонизации, эти действия будут предприняты, в особенности если это поможет привлечь новых иностранных инвесторов».

Дмитрий Парфенов, руководитель департамента продаж компании «Идемитсу Лубрикантс Рус», также указывает на то, что российский нефтегазовый комплекс уже реализует стратегии диверсификации в направлении ВИЭ. ЛУКОЙЛ, напоминает он, имеет четыре ГЭС на юге России, три солнечные электростанции в Румынии, Болгарии и России, а также ветровую электростанцию в Румынии. Коммерческая выработка электроэнергии на основе возобновляемых источников в ЛУКОЙЛе превышает 1 млрд киловатт-часов, из них ветровой — более 200 млн киловатт-часов. В нынешнем году ЛУКОЙЛ открыл в Волгоградской области вторую по счету солнечную электростанцию на 20 МВт (первая мощностью 10 МВт была запущена в 2018 году), планируется строительство похожих электростанций в Саратовской области и Краснодарском крае.

В то же время, констатирует эксперт, на сегодняшний день «зеленая» энергетика и в России, и в Европе — это история на перспективу: «Даже несмотря на активность политических кругов в реализации проектов в этой сфере, их стоимость будет сдерживать ее развитие. В основном все проекты будут носить пропагандистский характер, призванный продемонстрировать потенциал национальной экономики».

Кто на свете всех зеленее?

Не следует забывать и о том, что тематика энергетического перехода чрезвычайно политизирована, а оценки пресловутого углеродного следа в национальных экономиках могут быть совершенно разными в зависимости от выбранной методики. Именно этот момент является определяющим в аргументации ряда экспертов о том, что «зеленая» революция пока не несет каких-либо экзистенциальных рисков для российских нефтегазовых компаний.

В частности, Вера Бурцева, директор НИИ устойчивого развития в строительстве (НИИУРС) и эксперт Института нефтегазовых технологических инициатив, считает, что для начала необходимо разобраться, что именно мы считаем «зеленой» энергетикой и почему. Производство солнечных панелей, напоминает она, связано с добычей и переработкой ископаемого сырья — это энергоемкий процесс, к тому же до сих пор до конца не решен вопрос грамотной утилизации солнечных панелей, которые содержат свинец, медь, кадмий и т. д. А в ветроэнергетике, несмотря на прогнозируемый рост генерации, КПД остается достаточно низким, достаточная удаленность точек генерации от потребителя создает необходимость строить существенный «довесок» по аккумуляции энергии и ее передаче.

Поэтому, подчеркивает эксперт, ВИЭ на сегодняшний день нельзя назвать стопроцентно «зелеными» решениями.

А в ситуации, когда проекты «зеленой» энергетики неокупаемы и пока не вполне экологичны, действительно экологичным топливом оказывается природный газ, который будет занимать главенствующую роль в энергетике.

Кроме того, уверена Вера Бурцева, российская нефтегазовая и нефтехимическая отрасли уже сделали большой и серьезный шаг к декарбонизации своих предприятий. Например, совсем недавно специалистами Института нефтегазовых технологических инициатив был выпущен первый в мире «зеленый» стандарт для промышленного строительства объектов нефтегазовой и нефтехимической отрасли, сейчас начнется его пилотирование и апробирование, а также авторы документа планируют представить его зарубежным коллегам.

Похожей точки зрения придерживается Гульнара Ручкина, декан юридического факультета Финансового университета при правительстве РФ. По ее словам, среди крупнейших экономик мира топливно-энергетический баланс России и так является одним из самых экологически чистых (низкоуглеродных): более трети генерации электроэнергии приходится на атомную энергетику, гидроэнергетику и другие возобновляемые источники энергии, около половины — на природный газ. Это обстоятельство и предопределяет, что в России происходит не революционный, а эволюционный переход к «зеленой» энергетике в смысле ВИЭ:

«На государственном уровне есть понимание необходимости развития „зеленой“ энергетики, однако планов по ее форсированному внедрению в настоящее время нет. В нашей стране до сих пор существует огромное количество ресурсов, а такие отрасли энергетики, как угледобыча, нефте- и газодобыча и ряд других, несут огромную социальную составляющую. При этом эффективность и рентабельность „зеленых“ источников энергии по-прежнему заметно уступает традиционным видам энергоносителей».

Окупаемость и рентабельность «зеленых» проектов в России и преимущественно в остальном мире пока не может идти ни в какое сравнение с традиционной энергетикой, настаивает Гульнара Ручкина. В этом вопросе, по ее мнению, необходимо разделять желаемое и действительное: даже несмотря на относительно высокие темпы роста, доля «зеленой» энергетики в общем объеме производства энергии в России составляет менее 1% (не принимая в расчет гидро- и атомную генерацию, на которые приходится порядка 40% энергогенерации в России). Вместе с тем, отмечает эксперт, рост объемов «зеленой» энергетики будет сказываться на снижении ее себестоимости. Согласно утвержденным в России государственным программам, к 2035 году может быть построено около 12 ГВт зеленых электростанций на основе ветра, солнца, а также малых ГЭС, что может составить порядка 4% текущей мощности всей генерации.

Без права на ошибку

Тем не менее, фактическая динамика энергетического перехода демонстрирует, что российским нефтегазовым компаниям нельзя останавливаться на достигнутом.

По мнению Андрея Дьяченко, главного аналитика по макроэкономике, рынкам нефти и нефтепродуктов компании «Петролеум Трейдинг», риски ускоренного развития ВИЭ для российской нефтегазовой отрасли можно оценить как существенные — в первую очередь, из-за неопределенности в сценарии развития событий. Пожалуй, единственное, что сейчас можно констатировать более или менее уверенно, это ускорение процесса перехода на ВИЭ, обосновывает свою позицию эксперт:

«Если взглянуть на прогнозы, которые делались 2-5 лет назад, и сравнить их с текущими результатами, то станет очевидно, что все модельные сценарии оказались слишком консервативными. Такое ускорение предписывает ускориться и в инвестициях. Но у отечественных компаний нет доступа к столь же емкому рынку дешевого капитала, как у европейских и американских конкурентов. Наши компании не могут позволить себе активно инвестировать по всем направлениям — нужно выбирать более узкие сектора, и это, конечно же, повышает риск ошибиться».

При этом, добавляет Андрей Дьяченко, российские компании выступают заложниками требований внешних рынков, которые задают темпы трансформации и направления. «Нам остается искать более привлекательные технологии, которые позволят как минимум не потерять имеющиеся конкурентные преимущества, а в идеале позволят их развить, — считает эксперт. — Оценить экономическую перспективность этих технологий на текущем этапе сложно: в ближайшие десять лет любые цифры будут не более чем гипотетическими. Но с учетом текущей ситуации перспективы стоит искать в водородной, гидро- и атомной энергетике, нефтехимии. Хотя и серьезную оценку окупаемости ВИЭ, на мой взгляд, делать сейчас тоже невозможно.

Параметры ценообразования, которое включает оценку „углеродного следа“, до сих пор в процессе формирования, да и рынка как такового еще нет. Но нужно исходить из предположения, что любой рынок ставит себе целью быть экономически эффективным».

Наиболее перспективным направлением будущего развития для нефтяных компаний России является водородная энергетика, уверен Олег Шевцов, генеральный директор компании «Трансэнерком». Он указывает на прогнозы агентства Bloomberg, согласно которым к 2050 году именно водород будет составлять 24% мировых потребностей в энергии; в его производство, хранение и транспортировку будет вложено более $11 трлн, а объем рынка водорода достигнет $700 млрд в год.

В случае, если российским компаниям удастся достичь планируемых показателей по выпуску водорода (200 тысяч тонн в 2024 году), то ориентиром для привлечения инвесторов будет уровень рентабельности, не превышающий 12%, со сроком окупаемости не менее 12-15 лет, указывает эксперт. Если результаты будут ниже планируемых, период окупаемости может растянуться на 20 лет, а рентабельность снизиться до 10%.

Конец нефти наступит позже, чем вы думаете

Но даже при сохранении нынешних темпов развития ВИЭ и низкоуглеродной энергетики спрос на нефть и газ будет сохраняться еще очень долго. Даже самый радикальный сценарий net zero («чистый ноль») до середины столетия, представленный компанией ВР, не предполагает отказа от углеводородов, напоминает Дарья Козлова, директор практики «Госрегулирование ТЭК» компании VYGON Consulting. В рамках этого сценария прогнозируется сокращения потребления жидких углеводородов до 79 млн баррелей в сутки к 2035 году (минус 21% к 2018 году) и до 31 млн б/с к 2050 году (минус 69% к 2018 году), а менее агрессивные прогнозы во всех сценариях оставляют нефть основным источником энергии до 2035–2040 годов с долей в топливно-энергетическом балансе в диапазоне 20-31%.

В ближайшие же несколько лет потребность в нефти и газе, скорее всего, будет оставаться высокой. На фоне коронавирусного кризиса и агрессивных планов западных мейджоров по продаже активов инвестиции в апстрим-сегменте в 2020 году рухнули до 15-летнего минимума, указывает Дарья Козлова. В 2021 году ожидается их восстановление на 10-15%, но объем капиталовложений по-прежнему будет значительно ниже максимумов 2012–2014 годов.

«Это создает риски дефицита предложения уже в среднесрочной перспективе, а следовательно, развитие проектов в России, как стране с низкой себестоимостью добычи, по-прежнему будет оставаться привлекательным, — считает эксперт.

— Поэтому те же западные мейджоры не спешат выходить из отечественных активов, но нельзя не признавать, что давление со стороны инвесторов с целью сокращения углеродного следа таких проектов будет только увеличиваться.

Сейчас российским компаниям важно инвестировать в проекты утилизации попутного нефтяного газа, развития ВИЭ в удаленных регионах и т. д., а также наладить прозрачную и качественную отчетность по выбросам».

В долгосрочной перспективе, поскольку спрос на нефть будет сохраняться и в 2050 году, российским компаниям необходимо будет сохранять свое место на кривой предложения, в том числе в части конкурентоспособности углеродного следа своей продукции, резюмирует Дарья Козлова. В этом смысле ВИЭ оказывается одним из способов «озеленения» добычных проектов — например, в Арктическом регионе, с которым ассоциируется будущее российской нефтедобычи, имеются весьма благоприятные условия для развития проектов ветряной энергетики.