«Золотой век» башкирской нефти

Портал «Нефть и Капитал» начинает публиковать отраслевую историческую колонку. Несмотря на известное мнение о том, что «история учит тому, что она ничему не учит», редакция журнала придерживается иной точки зрения и считает, что наше нефтяное прошлое помогает учитывать опыт выдающихся предшественников-нефтяников, более адекватно воспринимать современное положение дел и видеть перспективу развития отрасли.

Нефть на Востоке? «Второе Баку»

В конце 1920-х годов СССР взял курс на форсированную индустриализацию. За несколько лет страна должна была создать такую промышленную базу, которая позволила бы модернизировать все сферы жизни советского общества. «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет», – сокрушался Иосиф Сталин, требуя «пробежать это расстояние в десять лет».

Одним из важнейших направлений советской индустриализации должна была стать моторизация страны. К началу «большого скачка» машинный парк исчислялся мизерными цифрами. Автомобили, автобусы, трактора, военная техника.. Всего этого было крайне мало. Но все должно было измениться за одну, может, две пятилетки! Цифры по моторизации были намечены грандиозные.

А где взять топливо для будущих машин? К тому моменту нефтяная промышленность страны почти целиком концентрировалась на юге страны – на небольшом в масштабах СССР «пятачке» Предкавказья и восточного Закавказья. Безусловным лидером был Бакинский нефтяной район, затем шел Грозненский. Именно они обеспечивали высокие темпы роста производства первых пятилеток при ограниченных ресурсах. Но могло ли так продолжаться бесконечно долго? К тому же концентрация нефтяной промышленности вблизи южных границ была весьма ненадежной в стратегическом отношении. Слишком хорошо помнился кошмар Гражданской войны, когда были потеряны все нефтяные районы, и в стране разразился страшный топливный кризис. Сталину не нужно было объяснять, насколько уязвимы бакинские промыслы. Свои первые задания для революции он выполнял на нефтяном Апшероне. «Там (то есть в Баку – М.С.) я стал подмастерьем от революции», – говорил о себе «вождь народов».

На том, что география нефтяной промышленность нуждается в диверсификации, настаивал и академик И.М. Губкин. В те годы это был человек беспрецедентного административного ресурса, совмещавший множество должностей. Сложно представить без него нефтяную историю тех лет. Еще сложнее разобраться в том, что это был за человек.

После смерти в 1939 году, которая была овеяна разными слухами (рассказывали, будто оперировавшие академика врачи забыли в его теле хирургический инструмент), Губкин был официально «канонизирован». Ему начали приписывать многие чужие открытия, его цитаты (в особенности из «Учения о нефти») становились обязательной частью любой научной работы. «Как учил Иван Михайлович Губкин…», «как говорил Иван Михайлович Губкин….», «как предвидел Иван Михайлович Губкин…».

А потом времена изменились. В годы всеобщего отрицания советского наследия прежние благостные портреты Губкина стали щедро перекрашивать в черные тона, и приторный елей сменился густым дегтем. Но в том, что академик сыграл одну из главных ролей в расширении географических рамок нефтяной отрасли, пожалуй, не сомневаются даже его яростные оппоненты.

Самым успешным «разведочным» проектом СССР 1930-х гг. стало открытие нефтяных месторождений на огромной территории между Волгой и Уралом – территории, которую позже ученые назовут «Волго-Уральской нефтегазоносной провинцией», иначе – «Вторым Баку».

На пути к девонской нефти

Искателей большой нефти на территории Урало-Поволжья чрезвычайно привлекало необыкновенно выгодное географической положение.

«Расположена область на востоке европейской части Союза, – писал академик И.М. Губкин. – Если взглянуть на карту, то можно видеть, что этот район покрыт сетью железнодорожных и водных путей сообщения, что обеспечивает самые широкие возможности вывоза нефти в любом направлении и такие же возможности снабжения промыслов всем необходимым. Дальше при взгляде на карту вы убеждаетесь, насколько по сравнению с кавказскими нефтяными районами нефтяная база приближается к таким крупнейшим потребителям нефти и ее продуктов, как мощная промышленность Урала и Западной Сибири, насколько облегчается снабжение нефтью всего Востока нашего Союза. Наконец, крупнейшее преимущество имеет эта область и в стратегическом отношении».

Первая нефть Урало-Поволжья была обнаружена случайно в 1929 году недалеко от Чусовских Городков в Пермском крае, вызвав ажиотаж. Газеты запестрели громкими сообщениями об уральской нефти и в духе времени уже рисовали смелые картины того, как Урало-Поволжье стремительно превращается в главную энергетическую базу страны, догоняет и перегоняет Баку. На деле, однако, все оказалось гораздо сложнее.

В предвоенное десятилетие было открыто 17 месторождений, главными из которых стали Ишимбаевское (1932 г.) и Туймазинское месторождения (1937 г.) в Башкирии. Однако о большой нефти «Второго Баку» говорить пока не приходилось. Разведанные запасы месторождений оставались скромными, извлекаемое из пермо-карбоновых отложений «черное золото» было низкого качества, вязкое, с большим содержанием серы и парафинов. И добывалось нефти пока не так уж много. В 1940 году «Второе Баку» во главе с Башкирией обеспечивало 1,8 млн тонн нефти или почти 6% от общесоюзной добычи. Более того в условиях чрезвычайного военного времени нефтяники Урало-Поволжья не только не снизили добычу нефти, но и существенно нарастили ее. В 1945 году здесь было добыто уже 2,8 млн тонн нефти, что превосходило уровень 1940 года в 1,5 раза.

Источник: bashneft.livejournal.com

Большая нефть Волго-Урала стала реальностью в трудные военные годы. В 1944 года здесь было сделано открытие, изменившее судьбу отечественной нефтяной отрасли. Летом 1944 года установили нефтеносность более древних девонских отложений в районе Яблоневого оврага в Куйбышевской области. А в сентябре 1944 девонскую нефть получили на уже разрабатываемом до войны Туймазинском месторождении в Башкирской АССР в 180 километрах к западу от Уфы. После первой туймазинской скважины на девон последовали другие. Одна, вторая, третья…

Когда в первом приближении посчитали запасы – лишились дара речи: Туймазинское месторождение вошло в число крупнейших месторождений мира по запасам нефти. При этом нефть девона характеризовалась прекрасными характеристиками (низкой вязкостью, а это значит высокие дебиты, прекрасным химическим составом – малое содержание серы).

Малоизвестный факт – это открытие могло случиться раньше. Еще в 1938 году здесь была заложена скважина на девон. Проектируемая глубина составляла 1700 метров. Когда до цели оставалось всего 200 метров, на скважине случилась авария. Бурение остановили, работы свернули… А если бы дело все-таки довели до конца?

«Черная жемчужина»

В 1942 году главным геологом треста «Башнефть» был назначен молодой талантливый геолог Андрей Алексеевич Трофимук. Выходец из бедной крестьянской семьи, белорус по национальности, он после школы поступил на геобиогеографический факультет знаменитого Казанского государственного университета, который окончил с отличием в 1933 году и почти сразу был направлен на работу в Башкирию, где тогда открывались главные месторождения Урало-Поволжья. За считанные годы он прошел путь от старшего геолога до главного геолога треста, защитил кандидатскую диссертацию и сделал свое первое большое открытие: осенью 1943 года в разгар Великой Отечественной войны забил фонтан нефти Кинзебулатовского месторождения, которое позволило в кратчайшие сроки нарастить добычу нефти в республике.

Возглавив геологическую службу «Башнефти», Трофимук стал добиваться развития разведочного бурения на девонские горизонты. Началась тщательная подготовка: сбор информации, изучение геологических материалов, обсуждение разных точек зрения, поиск оборудования. Наконец, зимой 1944 года, приступили к бурению. Это была скважина под номером 100 на Туймазинском месторождении.

«Бурить скважину мы начали в самый последний день февраля, – вспоминал буровой мастер В.Н. Андрияшин. – Зима в тот високосный год была суровой и бураны сильными.. Каждая вахта работала по 12 часов, без выходных. Часто выходил из строя инструмент, рвались трубы. Вспоминаю своих бурильщиков Антохина, Туровского, Дойникова, женщин, которые были в то время в каждой вахте. Не жалели сил все»[1].

Летом 1944 года бурение «сотки» оказалось под угрозой. Тогдашний нарком нефтяной промышленности И.К. Седин издал приказ о срочном возвращении буровых бригад с оборудованием в Краснодарский край. Скважины, которые там бурились, давали в сутки порядка 150 тонн, а дебит туймазинских скважин не превышал 6-7 тонн.

«Для ускорения выполнения приказа наркома, – рассказывал Д.А. Такоев, – в начале лета к нам выехал заместитель наркома Иван Дмитриевич Карягин. Я был свидетелем его доклада по телефону наркому о ходе демонтажа бурового оборудования и перевозки его на железнодорожную станцию Уруссу для отправки на юг. Помню, нарком выразил недовольство темпами выполнения его приказа и предложил установить более высокие сдельные нормы оплаты труда вышкомонтажникам и транспортникам, занятым демонтажом оборудования и его перевозкой в Уруссу. Темпы работ после этого ускорились в два раза. Осталась одна буровая установка, которая бурила скважину № 100 по проекту на девон и достигла глубины 1520 метров. До девона оставалось пробурить еще около 130 метров».

Возник вопрос: демонтировать «сотую» или все же добурить скважину. Сторонники демонтажа настаивали: неизвестно, будет ли девон нефтеносным, а в Краснодаре наверняка можно получить 150-200 тонн из одной эксплуатационной скважины. Их оппоненты не соглашались и убеждали, что нужно довести дело до конца, тем более осталось совсем не много. «Демонтируете «сотую» только через мой труп», – заявлял буровой мастер А.Т. Трипольский. А в самый драматичный момент пришло известие: на скважине в Куйбышевской области в районе Яблоневого оврага получен фонтан девонской нефти. Работы на Туймазе были продолжены^[2].

Девон вскрыли 25 сентября 1944 года. На освоение и пуск скважины приехало руководство «Башнефти», собрались буровики, пришли сельчане – в общей сложности человек 400. И вот долгожданное событие: с глубины 1650 метров ударил нефтяной фонтан. «Какая радость, какое торжество! – рассказывал очевидец, – замер дебита через штуцер диаметром 25 мм показал 580 тонн в сутки. По условиям геологического режима отбирали 250 тонн в сутки».

«Мы стояли, мазали себе лица и смеялись, и даже прыгали», – позже вспоминал А.А. Трофимук^[3].

Туймаза перевернула ситуацию в Урало-Поволжье. Перед нефтяниками была поставлена задача быстрого промышленного освоения нового гиганта. Задача, как оказалось, была не из простых.

Инновационное бурение

Как осваивать девон Туймазы? Месторождение слишком сильно отличалось от привычных объектов. Совсем иной масштаб, значительные глубины, твердые горные породы и т.д. Чтобы разрабатывать такое месторождение, старые методы не годились. Нужны были новые решения. Еще одно отягчающее обстоятельство: страна лежала в руинах. Нефти требовалось много, а ресурсов для развития отрасли было мало. «Нам известно, – говорил один из работников наркомата нефтяной промышленности Н.С. Тимофеев, – что желаемого объема капвложений нам не дадут, а задачи по добыче нефти оставят, если не увеличат; по примерным подсчетам это разрывы в несколько миллиардов рублей. Где мы можем сэкономить?»[4] При освоении уникальных запасов Туймазы нужны были не просто новые решения и новые подходы, а такие, которые могли бы обеспечить «максимум добычи нефти при минимальных затратах». Таков был главный критерий разработки в те суровые послевоенные годы.

Одна из самых острых проблем, которую предстояло решить, – бурение. Бурить надо было много, а буровых станков не хватало. «Если мы имели до войны в 1941 году в бурении примерно 520-550 станков, – отмечало руководство нефтяной отрасли в начале 1945 года, – то на сегодня мы имеем 260-270 станков»^[5]. К тому же важнейший вопрос – низкое качество труб. При бурении на большие глубины они часто рвались, а это приводило к авариям, большому расходу материалов, длительным простоям. Ситуация была настолько критичной, что в июле 1947 года трубная тема обсуждалась на встрече руководства нефтяной промышленности с И.В. Сталиным в Кремле.^[6]

Времени на ожидание у нефтяников не было, а выход из сложного положения подсказала инженерная мысль. При традиционном роторном способе бурения мощный буровой станок (ротор), устанавливаемый на земной поверхности, вращал колонну бурильных труб с закрепленным на ней долотом. А что если не вращать всю колонну, общий вес которой мог достигать десятки тонн, а найти такое техническое решение, чтобы бурить с помощью специального оборудования, установленного непосредственно на глубине, то есть в забое?! Так появилась идея турбинного бурения, когда к нижней части бурильных труб крепилась специальная турбина, которая должна была обеспечивать вращение долота и разрушение горных пород. Знаменитый турбобур!

Сама эта идея возникла еще в конце XIX века, но тогда отрасль оказалась не готова к ее реализации. Первый промышленный образец турбобура был разработан в 1922-1923 годах под руководством заместителя начальника технического бюро треста «Азнефть» Матвея Капелюшникова, именем которого и была названа предложенная модель турбобура. В 1924 году турбобуром была пробурена первая скважина в Сураханах близ Баку. Однако из-за конструктивных особенностей новый инструмент не получил широкого распространения. Главная «недоработка» заключалась в одноступенчатой турбине, через которую жидкость с частицами разбуриваемых пород протекала слишком с большой скоростью, что приводило к очень быстрой сработке лопаток турбины. Как результат – турбобур проигрывал ротору.

Прорыв удалось совершить в 1934-1939 годах, когда молодые инженеры П.П. Шумилов, Э.И. Тагиев М.Т. Гусман и Р.А. Иоаннесян, предложили новый турбобур, принципиально отличающийся от турбобура Капелюшникова. В этом турбобуре была предусмотрена специально разработанная многоступенчатая турбина, в которой число ступеней доходило до 100-150, что позволяло увеличить мощность турбобура и снизить частоту вращения турбины.

Само же турбинное бурение получило распространение в годы войны, чему не в последнюю очередь способствовали военные технологии. В конце войны в нефтяной промышленности стали использоваться танковые двигатели В2-300, на базе которых были созданы силовые агрегаты, позволившие применить турбинное бурение в широких промышленных масштабах[7].

И первые плоды внедрения новой технологии не заставили ждать. Инновация, которая родилась в результате отсутствия качественных труб, оказалась незаменимой. Эффективность турбобура, который в процессе эксплуатации постоянно дорабатывался и совершенствовался, была потрясающей. Наконец-то прекратились частые поломки труб. За счет того, что не надо было вращать трубную колонну, достигалась существенная экономия электроэнергии. Значительно ускорялись темпы работ. Новый способ оказывался удобным, быстрым и недорогим. Объединение «Башнефть», где турбобур стал применяться в первую очередь, стало бить все союзные рекорды. Всего за одну послевоенную пятилетку доля турбинного бурения в Башкирии увеличилась с 2,6 до 63 % от общего объема буровых работ в стране, что явилось настоящей революцией в отечественном бурении. Высочайшая скорость проходки, невиданная эффективность, беспрецедентные масштабы! Башкирские недра разбуривались стремительно, причем разбуривались по особенной новаторской схеме разработки.

В союзе с водой

Особенности Туймазинского гиганта способствовали рождению еще одной инновации, изменившей облик отечественной нефтяной промышленности.

Почти сразу после бурения первых девонских скважин на Туймазинском месторождении выяснилось, что привычные схемы разработки здесь не годятся. Главная проблема заключалась в резком снижении пластового давления, что давало о себе знать с вводом в эксплуатацию новых скважин. Получалось, что традиционные методы разработки могли обеспечить либо медленный рост добычи в течение длительного периода, либо быстрый взлет производства при его последующем обвальном падении и низком конечном коэффициенте извлечения нефти. Кроме того, чрезвычайно остро стоял вопрос о капитальных вложениях. В поисках решения проблемы, как взять туймазинскую нефть быстро, эффективно и не загубить месторождение на перспективу, отечественные нефтяники обратили внимание на новое направление в мировой нефтедобыче – методы поддержания пластового давления (ППД), а именно законтурное заводнение.

Известный отечественный ученый профессор В.Н. Щелкачев, находившийся тогда в гуще принятия решений, вспоминал, что одним из главных инициаторов использования именно этого метода разработки Туймазов являлся заместитель начальника технического управления наркомата-министерства Г.К. Максимович: «Когда в сентябре 1944 года было открыто Туймазинское месторождение, это произвело в наркомате огромное впечатление. Ведь это было первое большое девонское месторождение. Сразу Николай Константинович Байбаков послал Максимовича узнать, что это за месторождение. Тот вернулся и говорит (я сам слышал своими ушами) – Туймазинское месторождение надо разрабатывать так же, как Восточный Техас. А Восточный Техас – первое месторождение в мире, где внедрили законтурное заводнение. Геннадий Константинович, который был в командировке в Америке, знал об этом…»^[8]. К мнению Максимовича прислушались, и началась разработка проекта законутрного заводнения на Туймазинском месторождении.

Предварительными расчетами было установлено, что разработка первого девонского горизонта в Туймазах с поддержанием пластового давления путем законтурного заводнения ускорит срок разработки месторождения в 4 раза, уменьшит себестоимость добычи нефти в 2 раза и в связи с повышением коэффициента конечной нефтеотдачи пласта даст дополнительное значительное количество нефти^[9]. Тем не менее, внедрение нового метода оказалось делом непростым. Требовалась огромная подготовительная работа: пробурить скважины, соединить трубопроводом. А людей не хватало. Плохо было с трубами. К тому же все приходилось делать впервые, преодолевать огромные методологические трудности.

Как вспоминал Байбаков, «когда началась первая стадия освоения этого метода, вода закачиваемая в пласт, поглощалась лишь первые двое суток. А потом скважина перестала принимать воду. Намучились с этим ужасно. Это, прямо скажу, были одни из самых черных дней в освоении процесса. Пошли разговоры, что зря истрачены большие силы и средства и что ничего из этой затеи не получится. Как всегда бывает в таких ситуациях, пошли письма, сигналы, следом – комиссии». Рассказывали, что особо идейные противники законутрного заводнения обращались не к кому-нибудь, а писали обращения на имя самого Сталина. Тем не менее, с трудностями справились. Оказалось, что предусмотренное проектом подкисление воды приводило к тому, что соляная кислота воздействовала на металл и чешуйки окисленного железа, выпадая на забое скважины в огромных количествах, наглухо забивали его. После устранения этой причины и изменения технологии подготовки воды все наладилось. Начали закачивать отфильтрованную, известкованную, осветленную речную воду. Давление в пласте стало восстанавливаться, и начался процесс управления энергией пласта»^[10].

Результаты превзошли все ожидания. В ходе начавшейся эксплуатации девонских горизонтов Туймазы пластовое давление не падало, а в ряде случаев даже росло, обеспечивая увеличение дебитов скважин. Более того, заметно сокращалось число скважин, которые требовались для разработки месторождения. Если до войны для залежей нефти, подобных Туймазинской, одна скважина должна была закладываться на площади 5-6 гектаров, то проектом законтурного заводнения была доказана возможность получения той же добычи при заложении одной скважины на площади 20-24 гектаров. Газета «Правда» в передовой статье от 25 февраля 1955 г. писала о том, что благодаря методу законтурного заводнения с начала его освоения на Туймазинском месторождении «сэкономлено около трех миллиардов рублей государственных средств и получено дополнительно около десяти миллионов тонн нефти. Себестоимость тонны добытой туймазинской нефти в три с лишним раза ниже, чем в целом по нефтяной промышленности»^[11]. По признанию специалистов отрасли, осуществленный смелый эксперимент оправдал себя теоретически и практически, явившись толчком для широкого внедрения законтурного заводнения не только в нашей стране, но и за рубежом.

Большой старт нефтепереработки

1930-1950-е годы стали временем бурного развития нефтепереработки в республике. В условиях военного времени крупнейшим центром производства стал Уфимский нефтеперерабатывающий завод, который весной 1943 г. обеспечивал 21,2% общесоюзного выпуска авиабензина или 48,9% авиабензина марки Б-78. Для сравнения укажем, что аналогичные показатели для осени 1942 года составляли 15,8% и 7%. Большое значение для наращивания выпуска бензина Б-78 имели поставки на Уфимский завод импортного изооктана. Развивался и Ишимбайский НПЗ, где возникло газолиновое производство и выросли новые технологические установки.

Мощный импульс нефтепереработке в Башкирии дал быстрый рост добычи нефти из девонских отложений. В 1947 году началось строительство Ново-Уфимского НПЗ, в 1950 году Ново-Ишимбайского, в 1954 году – Черниковского (позже переименованного в Уфимский завод имени XXII съезда КПСС); в 1956 году введен Уфимский завод синтетического спирта, в 1955-1957 гг. – Салаватский нефтехимический комбинат, в 1960 году – завод по выработке синтетических каучуков.

Принципиальная линия, при которой объемы переработки нефти не отставали, а иногда и значительно превосходили объем добычи, сформировала сегодняшний облик компании «Башнефть».

Башкирская закалка

В 1954 году объединение «Башнефть» вышло на первое место по добыче нефти в стране. Если в 1945 году здесь добывалось чуть более миллиона тонн нефти, то через пять лет уже 5,6 млн тонн, а к 1955 году – более 15 млн тонн, что составляло около 20% союзного показателя![12]

Все эти годы бессменным руководителем башкирских нефтяников являлся Степан Иванович Кувыкин. Выходец из крестьянской семьи, уроженец села Алай Саратовской области, в нефтяную промышленность он пришел в конце 1920-х гг. после службы в Красной армии. Начинал с самых низов на бакинских промыслах, но в духе времени за несколько лет дорос до директора завода. В 1938 году его перевели на работу в Урало-Поволжье, а в 1942 году в возрасте 39 лет назначили руководить «Башнефтекомбинатом». В 1945 году после разделения предприятия на два объединения – добычи и переработки – он возглавил добычное объединение «Башнефть», которым руководил вплоть до 1957 года. Вершиной его карьеры стала работа в должности заместителя министра нефтяной промышленности СССР в 1965-1970-е гг.

По складу характера Кувыкин был сдержанным, тактичным человеком. Он редко повышал голос, внимательно слушал собеседника. По мнению коллег, был справедливым и честным руководителем, а еще – очень порядочным. Известны примеры, когда он, несмотря на угрозу своей репутации, поддерживал опальных работников, незаконно арестованных и подвергшихся ложным обвинениям^[13].

Как вспоминали нефтяники, хорошо его знавшие, у него был свой стиль. Поначалу наиболее востребованными были его организаторские качества, незаменимые в военное время. Он прекрасно решал мобилизационные задачи: умел концентрировать усилия на самых важных направлениях, воодушевлять коллектив. Со временем проявились другие качества, в частности, новаторское мышление. По словам людей, много лет знавших Степана Ивановича, его отличала искренняя убежденность в больших возможностях науки. Отсюда – внимание к прогнозам геологов о перспективности девона, поощрение турбинного бурения, внедрение метода законтурного заводнения, и многое-многое другое, благодаря чему Башкирия стала настоящей кузницей инноваций.

Вокруг Кувыкина собирались сильные личности. Он ценил ярких, увлеченных своим делом специалистов. Так, в Башкирии проявили себя будущий академик А.А. Трофимук, будущий руководитель объединения «Татнефть» и начальник Главгаза СССР А.Т. Шмарев, будущий министр нефтяной промышленности СССР В.Д. Шашин.. И это лишь самые громкие имена в отечественной нефтяной отрасли. Объединение «Башнефть» породила феномен, который получил название башкирской нефтяной школы.

В трудных условиях послевоенного времени нефтяники Башнефти обустраивали промыслы, прокладывали трубопроводы, создавали необходимую инфраструктуру, развивали систему профессионального обучения и подготовки кадров. И республика преображалась на глазах. На ее карте росли нефтяные города и поселки, развивалась транспортная система, закладывалась мощная промышленная база. Аграрный сельскохозяйственный регион стремительно превращался в развитый индустриальный край и один из самых сильных центров отечественной нефтяной промышленности.

Доктор исторических наук Мария Славкина

Материал написан специально для портала «Нефть и Капитал»

[1] Башнефть: 80 лет на благо страны и республики/«Баймакский вестник», 27.06.2012

[2] Такоев Д.А. Нефтедобывающая промышленность в годы войны /Нефтегазовый комплекс в годы Великой Отечественной войны. 1995, выпуск 1, стр. 62.

[3] Байбаков Н.К. Дело жизни. М. 1984. Стр. 189-190.

[4] Евдошенко Ю. Рождение проекта века/«Нефть России», 2007, № 9.

[5] Байбаков Н.К. Задачи отрасли в победоносном году/«Ветераны», выпуск 23, 2010, стр. 45.

[6] Каламкаров В.А. Путь к профессии: воспоминания старейшего нефтяника /«Ветераны, выпуск 4, 1992, стр. 46.

[7] Мальцев Н.А.,Игревский В.И., Вадецкий Ю.В. Нефтяная промышленность России в послевоенные годы. М. 1996. Стр. 97.

[8] Из беседы автора с В.Н. Щелкачевым/Славкина М.В. Байбаков. М. 2010. Cтр. 72.

[9] Каламкаров В.А. Путь к профессии: воспоминания старейшего нефтяника/«Ветераны», 1992, выпуск 4, стр. 41.

[10] Байбаков Н.К. Дело жизни. М. 1984. Стр. 152.

[11] Трофимук А.А. Урало-Поволжье – новая нефтяная база СССР. М. 1957. Стр. 149-150.

[12] Мальцев Н.А.,Игревский В.И., Вадецкий Ю.В. Нефтяная промышленность России в послевоенные годы. М., 1996. Стр.134.

[13] Грайфер В.И. Энергия добра/«Нефть России», 2003, № 11.