Волна, еще способная поднять все лодки

Планы дальнейшей экономической экспансии Китая, заявленные на начавшуюся в стране XIV пятилетку, подразумевают значительное увеличение потребления нефти и газа, даже несмотря на стремление КНР идти в ногу с западными странами в процессе энергетического перехода. Настойчивые попытки Китая увеличить собственную добычу углеводородов вряд ли в обозримом будущем приведут к принципиальному снижению зависимости от их импорта, поэтому как минимум в ближайшем десятилетии одним из главных бенефициаров роста китайской экономики способна оставаться Россия. Не исключено, что стартующие мегапроекты в российском нефтегазе не обойдутся без крупных инвестиций госкорпораций КНР.

Новый рост на старом топливе

«Необходимо твердо придерживаться идей председателя КНР Си Цзиньпина, неуклонно следовать по пути социализма с китайской спецификой», — гласит резолюция Всекитайского собрания народных представителей, одобрившего в начале марта XIV план социально-экономического развития страны (2021–2025 годы) и стратегические цели до 2035 года. Предполагается, что в ближайшую пятилетку экономика КНР будет расти темпами как минимум 5% в год, а за полтора десятилетия национальный ВВП удвоится как в абсолютных, так и в подушевых показателях, что позволит завершить социалистическую модернизацию страны.

Незадолго до утверждения этих планов Си Цзиньпин заявил, что в Китае одержана победа над бедностью, поэтому теперь власти хотят придать росту экономики новое качество, пожертвовав его головокружительными темпами, характерными для первых полутора десятилетий XXI века. Одной из «трех тяжелых битв», намеченных на предстоящие годы, названа борьба с загрязнением окружающей среды, в связи с чем на XIV пятилетку поставлена задача снизить энергоемкость экономики на 13,5%.

В то же время Китай признает, что пик выбросов углерода будет достигнут лишь к 2030 году. На это намекают и планы властей продолжать политику ускоренной урбанизации: за пять лет доля городского населения страны должна вырасти с 60 до 65%, то есть в города переберутся примерно 50 млн человек.

Новая экономическая стратегия властей КНР — так называемая «двойная циркуляция», когда экспортная ориентация производств дополняется более существенным акцентом на расширении внутреннего рынка, — не оставляет сомнений в том, что главным драйвером роста будет конечное потребление.

Это означает, что Китаю в нынешнем десятилетии понадобится еще больше нефти и газа. Согласно недавней оценке активно лоббирующей энергетический переход консалтинговой компании Wood Mackenzie, при нынешних темпах потребления нефти к 2030 году уровень зависимости от ее импорта составит до 80% потребностей Китая, а в газовом сегменте будет импортироваться половина объема потребления. Для удовлетворения растущих потребностей в энергии в течение ближайших 40 лет Китаю необходимо 6870 ГВт новых мощностей, что потребует колоссальных вложений — порядка $6,4 трлн. Альтернативная энергетика в КНР уже стремительно развивается: в прошлом году, к примеру, было установлено 52 ГВт ветроэнергетической мощности, что является абсолютным максимумом для отдельно взятой страны.

Но потребности в углеводородах тоже растут, о чем свидетельствовали рекордные прошлогодние закупки нефти и наращивание мощностей китайских НПЗ, а к концу прошлого года возобновившийся рост экономики КНР стимулировал и рост цен на нефть. Быстрое восстановление экономики Китая после пандемии коронавируса уже привело к снижению запасов нефти, которые в прошлом году удалось заметно пополнить в момент резкого падения котировок, отмечает Роман Аюпов, и. о. директора Института нефти и газа Сибирского федерального университета. По его словам, еще полгода назад запасы китайских хранилищ составляли порядка 1 млрд баррелей нефти, сейчас они по-прежнему остаются на серьезном уровне — порядка 800–900 млн баррелей. Но в условиях активно растущего потребления (13,6–14 млн баррелей, или около 1,8 млн тонн сутки) их хватит примерно на 100 дней независимости от импорта с учетом собственной добычи. Поэтому Китай хотел бы заметно увеличить емкость хранилищ — как минимум до 120 дней чистого импорта, поскольку в условиях набирающей темпы экономики существующих мощностей будет недостаточно.

Очевидно, что спрос на нефть в Китае будет расти, добавляет Максим Черняев, доцент экономического факультета РУДН. В отличие от многих стран, где пандемия привела к снижению экономической активности и сокращению спроса на нефть, в Китае вводятся в эксплуатацию новые НПЗ (по прогнозу аналитиков, уже в 2020–2021 годах КНР должна выйти на первое место в мире по объемам переработки), строятся новые нефтехранилища, государственные и независимые компании наращивают производственные мощности, для их обеспечения закупается сырье по всему миру. Поэтому, полагает эксперт, в 2021 году объемы закупки нефти Китаем будут определяться уже не задачей наполнения национальных резервов, а необходимостью обеспечения новых производственных мощностей.

У Китая уже сформированы достаточно серьезные резервы, которые позволяют чувствовать себя уверенно при росте цен на нефть: в крайнем случае можно продать часть резервов, чтобы стабилизировать цены в случае их отрыва от фундаментальных оснований, считает Виталий Манкевич, президент Русско-Азиатского Союза промышленников и предпринимателей. По его словам, в этом году, вероятно, активизируются планы КНР по созданию «суперзакупщика» нефти в виде некоего картеля, способного влиять на цену нефти.

Геополитический катализатор

Китайские власти, конечно же, осознают риски нарастающей зависимости от импорта углеводородов. Об их неустанном внимании к этой проблеме свидетельствуют всё новые сообщения об открытии новых крупных месторождений нефти и газа. «Вынужденная изоляция стран из-за пандемии преподнесла Китаю урок, что самообеспечение углеводородными ресурсами является залогом энергетической безопасности страны, — говорит Максим Черняев. — Неспокойная геополитическая обстановка тоже может привести к перебоям в поставках сырья. Словом, вполне закономерно, что одним из пунктов новой пятилетки развития КНР является дальнейшее увеличение запасов углеводородов».

Однако пока собственных резервов Китаю недостаточно. Либо же рассчитывать на их освоение в ближайшие годы сложно. Например, ресурсы недавно обнаруженного достаточно крупного нефтегазового месторождения в Бохайском заливе (около 100 млн тонн) в пересчете на текущие объемы потребления сравнительно невелики, отмечает Роман Аюпов.

«Для китайских месторождений нефти и газа характерны очень сложные коллекторы, а технологии, которые Китай планирует импортировать, еще потребуют достаточно серьезной адаптации под эти условия и крупных инвестиций, — утверждает эксперт. — У Китая действительно очень серьезные ожидания, связанные с собственной газодобычей, но основной акцент в программе XIV пятилетки сделан на атомной энергетике. Иными словами, пока КНР достаточно скромно оценивает собственные возможности, в первую очередь технологические, по разработке своих нефтегазоконденсатных месторождений, и в ближайшие 5–10 лет прорывов в этом направлении ожидать сложно».

Более реалистичной стратегией для Китая выглядит дальнейшая диверсификация поставок.

В последнее время появились все признаки того, что КНР делает ставку на рост импорта нефти из стран, которые усилиями США объявлены изгоями мирового рынка, — из находящихся под американскими санкциями Ирана и Венесуэлы.

Например, в середине марта агентство Bloomberg со ссылкой на трейдеров и аналитиков сообщило о резком росте поставок нефти из Ирана в провинцию Шаньдун, где находится четверть нефтеперерабатывающих мощностей Китая: объем импорта достиг максимального уровня почти за два года (более 850 тыс. баррелей в сутки). Во избежание реакции США недавние сделки с Ираном было решено проводить не в долларах, а в других иностранных валютах, утверждает Максим Черняев. Из Венесуэлы же, по его словам, после недавней смены американской администрации возобновились прямые поставки нефти, хотя раньше импорт производился обходными путями через третьи страны. «Конечно, при этом опасность усиления санкционного давления сохраняется, но подобные действия властей Китая отчетливо демонстрируют их отношение к санкционной политике США», — комментирует эксперт.

Приход к власти в США Джо Байдена дает определенную надежду на улучшение китайско-американских отношений после торговых войн в президентство Дональда Трампа, однако пока никакой конкретики здесь нет — равно как и в вопросе об ослаблении санкций против Ирана и Венесуэлы. Скорее, Китай всё больше воспринимается как некий полюс консолидации антиамериканских сил, и этот геополитический фактор способен повлиять на дальнейшие отношения в нефтегазовой сфере России и КНР. Состоявшееся в прошлом году вхождение китайской госкорпорации Sinopec в проект Амурского газохимического комплекса СИБУРа может оказаться далеко не последней сделкой такого рода.

Китаю, отмечает Виталий Манкевич, интересно обеспечение как нефтегазовым сырьем, так и нефтехимической продукцией (полиэтилен, полипропилен), поэтому нужно следить за новыми проектами «Роснефти», НОВАТЭКа и СИБУРа, отвечающих за сотрудничество с Китаем в этом направлении. Совместно с китайскими партнерами уже реализуется новатэковский «Арктик-СПГ-2», но пока не вполне понятны перспективы их участия в проекте «Роснефти» «Восток Ойл». Крупнейшая российская нефтяная компания, напоминает Манкевич, предпочитает контролировать в своих активах 51%, а остальное продавать — и не исключено, что после недавнего вхождения в «Восток Ойл» глобального нефтетрейдера Trafigura в течение года-двух мы услышим о многомиллиардной сделке и с китайской госкорпорацией CNPC.

Поскольку Россия и Китай заинтересованы в укреплении двустороннего сотрудничества в области энергетики, появление новых инвестиционных проектов как минимум в среднесрочной перспективе вполне ожидаемо.

Максим Черняев отмечает, что вливание китайского капитала в российский ТЭК, с одной стороны, способствует освоению новых месторождений, а с другой — позволяет внедрять российские инновационные технологии, которые могли бы остаться без внимания при недостаточной финансовой поддержке.

«Китай давно и последовательно стремится входить в российские нефтегазовые проекты, — резюмирует Александр Зайнигабдинов, глава пекинского офиса China Window Consulting Group, представитель „Опоры России“ в Пекине. — Это в целом одно из действительно привлекательных направлений инвестиций Китая в России, которое не нуждается в стимулировании и пропаганде. Насколько правительство и госкомпании РФ будут готовы видеть китайцев в этой сфере, настолько китайские государственные и частные компании будут готовы инвестировать. Разумеется, будут переговоры, в том числе ценовые, но в целом у Китая есть устойчивый многолетний интерес, который с ростом напряжения в мире только углубляется».

Пусть расцветают все цветы

Если же вернуться к пресловутому энергопереходу, то реальные действия Китая в этом направлении могут служить прекрасным образцом здорового прагматизма, который отличает китайский подход к бизнесу и политике. Здесь руководство страны, похоже, придерживается известного принципа Мао Цзэдуна относительно дискуссий внутри китайской компартии в 1950-х годах: «Пусть расцветают 100 цветов, пусть соперничают 100 школ».

Усилия КНР по снижению углеродных выбросов в последнюю очередь продиктованы «зеленым курсом» в Европе и США, подчеркивает Александр Зайнигабдинов. Главная причина этих действий — неблагоприятная, местами крайне тяжелая экологическая ситуация в густонаселенных районах Китая. Отсюда и принятые в попытке ее исправить политические решения, такие как поэтапный перевод угольной электрогенерации на газ из той же «Силы Сибири».

«Если Китаю удастся одновременно вписаться в глобальную экологическую повестку — прекрасно. Но если окажется, что эта повестка перестала совпадать с внутренним политическим и экономическим „компасом“ руководства КНР, ни у кого не дрогнет рука от нее отойти. Тем более Китаю не привыкать: условный коллективный Запад уже назначил его главной угрозой, возложив ответственность за пандемию», — описывает эксперт скрытые мотивы китайской политики энергоперехода. К тому же доля ВИЭ в энергобалансе Китая все еще мала: лишь недавно долю угля в энергобалансе удалось снизить до уровня ниже 50%, добавляет Виталий Манкевич.

В начавшейся пятилетке китайским руководством поставлена задача снизить выбросы углекислого газа на 18%, а за предыдущий пятилетний период снижение выбросов составило 18,8%, то есть ни о каком серьезном сокращении речи не идет, отмечает Роман Аюпов.

При этом Китай не скрывает, что достижение углеродной нейтральности его экономики будет достигнуто в лучшем случае в 2060 году — это слишком далекий горизонт, чтобы говорить о каких-то деталях и в принципе о реализуемости этой задачи.

«Пока мы видим, что Китай настроен на серьезное наращивание своего экономического потенциала и максимально использовал для этого ситуацию с пандемией. Китай развивает свой энергетический баланс во всех направлениях, какие только возможны. Это очень правильная стратегия, позволяющая избежать поспешных действий», — считает эксперт.

Сейчас, указывает Максим Черняев, около 80–85% источников энергии КНР представлены невозобновляемыми ресурсами (нефть, газ и уголь), и если исходить из заявленных планов до 2060 года, то их доля должна сократиться до 15–20%, что потребует огромных инвестиций в возобновляемые источники энергии. На практике же страна демонстрирует нежелание отказываться от традиционных энергоносителей, о чем свидетельствует наращивание производственных мощностей по переработке нефти и угля. К тому же новые цели по ВИЭ не были включены в план начавшейся пятилетки, хотя, возможно, они появятся в планах развития энергетического сектора. В текущих планах Китая значится увеличение добычи угля, нефти и других полезных ископаемых, напоминает эксперт, и пока его экономика, генерирующая 30% мировой углеродной эмиссии, растет, будут расти и выбросы.

Николай Проценко