Топливные амбиции водочного лобби

Закон о регулировании оборота биоэтанола на территории РФ, подписанный президентом в конце 2018 г., активизировал давние планы производства этого продукта, который позиционируется как «зеленая» альтернатива углеводородному топливу или эффективная экологическая добавка. Практически сразу ряд регионов заявил о намерении развивать глубокую переработку зерна, в том числе с получением биоэтанола. Эксперты, скептически относящиеся к подобным проектам, утверждают, что без масштабной господдержки производство будет нерентабельным при существующих ценах на нефть. Неочевидны и перспективы экспорта в Западную Европу — крупнейший ближайший рынок. Наконец, в России может просто не оказаться тех объемов лишнего зерна, на которые рассчитывают лоббисты биоэтанола.

«Красиво, правильно и логично»

Принятые Госдумой в прошлом ноябре поправки в Федеральный закон «О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции» определяют биоэтанол как «денатурированный этиловый спирт, произведенный из пищевого и (или) непищевого сырья растительного происхождения, денатурация которого осуществляется с соблюдением требований, установленных законом о госрегулировании этилового спирта, и содержащий не более 1% воды».

Цель поправок — развитие биотехнологий, позволяющих получать энергию из возобновляемых источников сырья.

Действие закона о госрегулировании производства и оборота этилового спирта не будет распространяться на производство и (или) оборот автобензина, произведенного с добавлением этилового спирта или спиртосодержащей продукции и соответствующего топливному техрегламенту Таможенного союза.

Чтобы исключить возможности использования биоэтанола, полученного из пищевого сырья, в качестве суррогата алкогольной продукции, законодатель запретил производство питьевого спирта предприятиям, выпускающим биоэтанол.

Но в целом принятие закона о биоэтаноле можно считать крупной победой водочного лобби, которое добивалось ввода биоэтанола в правовое поле многие годы.

Особую активность проявляла Северная Осетия — регион, который в 1990-х гг. без преувеличения стал водочной столицей России. В начале нынешнего десятилетия значительная часть алкогольных предприятий республики были остановлены после того, как Росалкогольрегулирование не продлило либо отозвало их лицензии. В этой связи у североосетинских водочников родилась идея наладить на простаивающих мощностях выпуск биоэтанола — продукции, которая показывала устойчивую положительную динамику на мировом рынке. По данным опубликованного в 2016 г. исследования «Рынок продукции глубокой переработки зерна в России: состояние, перспективы», выполненного Еленой Берегатновой, главным аналитиком института «Центр развития» НИУ ВШЭ, в 2014 г. глобальный объем потребления биоэтанола составлял 113,1 млрд л, биодизеля — 30 млрд л. К 2020 г., по прогнозу, они должны вырасти до 127,2 млрд и 36,1 млрд л соответственно.

Для продвижения «закона о биоэтаноле» в России решающую роль, очевидно, сыграл рекордный урожай зерновых 2017 г. — 140 млн т, что значительно превысило лучшие советские показатели. Одновременно остро встал вопрос о том, куда девать собранное зерно (цены на которое незамедлительно упали), и тут же всплыли биоэтанольные проекты.

«Если устойчиво 10-15 миллионов т зерна пускать на производство биоэтанола, а дальше передавать нефтяным компаниям и производить более экологически чистое моторное топливо, это было бы красиво, правильно и логично», — заявил прошлым летом в Совете Федерации вице-премьер правительства РФ Алексей Гордеев, курирующий АПК и сферу природных ресурсов.

Непосредственным результатом принятых поправок уже стали новые проекты по глубокой переработке зерна (биоэтанол, согласно исследованию института «Центр развития», относится к третьей ступени глубины переработки наряду с аминокислотами, органическими кислотами, витаминами и др.). На недавнем Российском инвестиционном форуме в Сочи губернатор Саратовской области Валерий Радаев подписал соглашение с ООО «Саратовские Биотехнологии», намеренным перерабатывать 250 тысяч т зерна в год в белковые кормовые добавки, биоэтанол, пшеничный крахмал, глютен для комбикормовой, пищевой, лакокрасочной и химической промышленности. Объем инвестиций в новое предприятие заявлен в €254 млн до 2021 г. До этого московская компания «Микро динамические технологии» (МДТ) заявила о планах возвести заводы по производству биоэтанола в Курской и Воронежской областях. Воронежский проект обсуждался в минувшем декабре с губернатором региона Александром Гусевым, который в 2017 г. сменил Алексея Гордеева. Стоимость курского завода, запуск которого запланирован к 2022 г., оценивается в €150 млн (около 11 млрд руб.), мощность переработки — 250 тысяч т в год.

Не взлетит без господдержки

Потенциальные объемы зерна для переработки в биоэтанол, названные в 2018 г. Гордеевым, изначально вызывают вопросы. По оценке «Центра развития» НИУ ВШЭ, при сохранении положительных тенденций в производстве зерна, привлечении внимания государства к глубокой переработке зерна и росте производства отечественной продукции объем использования зерна может достичь 7 млн т, то есть в 1,5-2 раза меньше, чем заявил Гордеев. По оценке Российского зернового союза, приводимой в исследовании «Центра развития», отрасль глубокой переработки зерна в среднесрочной перспективе (5-7 лет) может абсорбировать до 8 млн т производимого в стране зерна при среднем валовом сборе на уровне 110 млн т, а биоэтанол — это лишь один из многих продуктов глубокой переработки.

«Излишки зерна в России, конечно, будут, если тенденции в сборе зерновых сохранятся, — комментирует основатель аналитического агентства InfraNews Алексей Безбородов. — Другое дело, что, помимо биоэтанола, есть масса других продуктов глубокой переработки.

Для России более актуальным выглядит получение растительных пищевых протеинов, которые по свойствам ближе к мясу, чем протеины из сои, или кормовых добавок для животноводства.

Если мы хотим увеличивать выпуск продукции последних переделов, в том числе на экспорт, нужно формировать благоприятные условия для мясоперерабатывающих предприятий и животноводческих ферм, чтобы агрохолдинги не существовали в том же режиме налогообложения, что и металлургические комбинаты».

При этом, отмечает Безбородов, производить большие объемы биоэтанола в России нет смысла — нет соответствующего внутреннего рынка: «У нас не так много дизельных машин, а биоэтанол как добавка используется главным образом для дизельного топлива. Теоретически это неплохой вариант, но стоимость экологичного дизеля будет значительно выше, чем обычного, поскольку издержки производства биоэтанола будут очень высоки: надо учитывать расходы на уборку и доставку зерна, переработку, доставку биоэтанола к месту потребления. В итоге может получиться, что производство солярки из нефти будет даже более экологичным, чем производство биоэтанола из зерна».

Здесь мы подходим к главному моменту, к которому регулярно приходили все дискуссии о биоэтаноле в России: без значительных объемов государственных субсидий его производство «не взлетит».

Без госдотаций производство биодизеля и биоэтанола не имеет экономического смысла ни в одной стране.

Поэтому всё, что связано с развитием производства биоэтанола в России, изначально является полем активности лоббистов, направленной на получение спиртовиками дотаций и увеличение сбыта, констатирует Алексей Удовенко, региональный представитель Малайзийского союза производителей пальмового масла в Москве. Во многих странах, специализирующихся на биоэтаноле, его производство выступает способом утилизации нереализованных остатков растительного масла или зерна. Чтобы остатки не давили на рыночные цены, их сбрасывают в производство биоэтанола или биодизеля при неизменной поддержке государства.

«Обратной стороной оказывается недозагрузка мощностей: значительная часть предприятий по производству биодизеля, построенных в ЕС под флагом борьбы за экологию, простаивает. Их продукция оказывается неконкурентоспособной в сравнении с биодизелем из Малайзии или Индонезии и аргентинским биодизелем из сои, — отмечает Удовенко.

— Специфика России — в наличии больших мощностей по производству этанола и метанола. Чтобы их загрузить, необходимы новые экспортные рынки либо новые сегменты сбыта внутри страны. И то и другое предполагает дотации.

Без них рентабельность производства биоэтанола может появиться, только если стоимость топлива в России существенно вырастет — например, за счет очередного повышения акцизов. Теоретически горючее с биоэтанолом может стоить дешевле «традиционного», но без господдержки производителей биоэтанола добиться этого не получится. На внутреннем рынке на биоэтанол нет спроса: в России вряд ли будут отдавать приоритет топливу только потому, что оно более экологичное».

Выпуск биоэтанола в России будет привлекателен для инвестиций при высокой стоимости нефти, не менее $80 за баррель, плюс он подпадает под действие акциза, что делает бессмысленной конкуренцию с бензином, добавляет независимый промышленный эксперт Леонид Хазанов. По его мнению, простаивающие мощности алкогольной индустрии (в 2018 г. выпуск водки в России сократился на 1,6%) теоретически можно переориентировать на производство биоэтанола для заправки автомобилей.

Есть и положительные предпосылки для развития производства биоэтанола — свободный фонд площадей, пригодных для выращивания сырьевых культур, чего нет ни в Европе, ни в США, ни в Китае.

Биоэтанол можно получать и из древесных опилок. Но всему этому, отмечает Хазанов, препятствует ряд факторов. Мощности спиртовых заводов требуют модернизации, многие годами не ремонтировались, в связи с чем требуется значительный объем капвложений при условии высоких ставок по банковским кредитам. Кроме того, в России отсутствуют производство автомобилей, способных использовать биоэтанол, и станции для их заправки.

Лоббистам биоэтанола предстоит очень большая работа для обеспечения своих проектов господдержкой, им придется преодолевать позицию такого традиционно сложного переговорщика, как Минфин. В середине 2018 г. замминистра финансов Илья Трунин заявил, что биоэтанол будет рыночным продуктом и на уровне федерального правительства никаких субсидий на его производство не предполагается. Горючее, произведенное с его использованием в качестве добавки, не будет дешевле.

«Это в чистом виде повышение экологичности моторного топлива, а экология всегда дело дорогое», — сообщил Трунин, выступая в Госдуме.

Там нас не ждут

Весьма скептически опрошенные «НиК» эксперты оценивают и перспективы производства биоэтанола на экспорт, хотя в исследовании «Центра развития» наличие спроса на биотопливо на зарубежных рынках названо одним из стимулов для производства биоэтанола в России. По оценке, приведенной в докладе, потребление биоэтанола до 2020 г. будет расти в среднем на 2% на фоне реализации в ряде стран программ по замене части традиционных видов топлив в общем объеме потребления.

Но это не означает, что внешнему рынку удастся предложить конкурентную цену.

«Эффективно производить биоэтанол получилось по большому счету только в Бразилии, из сахарного тростника, — говорит Безбородов. — Это не одно и то же, что перегонять пшеницу: переработка тростника требует два процесса, а пшеницы — четыре. Это повышает энергоемкость настолько, что конечный продукт становится неконкурентоспособным. Плюс для экспорта биоэтанола требуются отдельные мощности по перевалке. Все эти тонкости складываются в общую картину: российский биоэтанол будет неконкурентоспособным на внешних рынках. Это уже проходила Украина, где собирались гнать биоэтанол из рапса: результатов это не дало».

О негативном опыте Украины напоминает и Удовенко. По его словам, производителям страны до сих пор не удалось наладить экспорт этанола в ЕС, несмотря на удобную логистику и комфортный таможенный режим.

«Средняя стоимость тонны биодизеля при импорте в Словакию превышает $1000 — о каком экономическом смысле можно говорить? Бензин на обычной европейской АЗС будет стоить ненамного дороже, — напоминает эксперт. — К тому же Европа в принципе ориентирована на импорт только сельскохозяйственного сырья, ввозить туда продукцию даже с минимальной переработкой крайне сложно, так что российскому этанолу сбыт там не гарантирован, особенно с учетом политических факторов.

Если резюмировать, то в России для развития производства биоэтанола есть в избытке мощности и сырье, но нет внутреннего рынка, а экспортный потенциал ограничен».

Стоит отметить, что расширение посевных площадей зерновых под переработку на биоэтанол вряд ли можно назвать диверсификацией АПК. Именно об этом в свое время говорил покойный глава Северной Осетии Тамерлан Агузаров.

«Первоочередная задача региона — перестать быть «кукурузной республикой», когда большая часть земель сельхозназначения используется для выращивания этой культуры для спиртовой и водочной промышленности», — отмечал он в одном из интервью. Однако, как показывает практика, сложные производства на Северном Кавказе почти не приживаются, экономика региона развивается по траектории, типичной для глобальной периферии.

Но это уже совсем другая история.

Николай Проценко