Posted 2 августа 2019, 08:14
Published 2 августа 2019, 08:14
Modified 16 августа 2022, 21:50
Updated 16 августа 2022, 21:50
В Туркмении падает производство черного золота, снижается экспорт нефтяных товаров, уменьшаются возможности для импорта не только нефтегазовых услуг и оборудования, но даже продовольствия. Ашхабад — крупный канал экспорта в виде поставок природного газа в КНР, но большая часть выручки идет на возмещение китайских кредитов концерну «Туркменгаз», а также инвестиций CNPC в добычу и переработку туркменского метана. Единственная возможность для Ашхабада изменить положение к лучшему — обеспечить дополнительный рынок сбыта газа.
В июле произошел целых ряд громких событий, касающихся положения в Туркменистане. Некоторые СМИ тиражировали слухи о внезапной смерти президента Гурбангулы Бердымухамедова, затем о прибытии в Ашхабад спецназа российского ФСБ и даже бегстве туркменского лидера в Германию (все эти слухи были официально опровергнуты и исчезли из информационной повестки).
С вбросами в медийное пространство совпала по времени публикация доклада лондонского Центра внешней политики «Гиперинфляция и голод: Туркмения на грани катастрофы». Эта организация тесно связана с британским МИДом и используется для продвижения идей, которые официальному Лондону озвучивать не вполне удобно, чтобы не испортить межгосударственные отношения. Центр также участвует в «Большой игре», как исторически обозначается геополитическая конкуренция России и Англии за влияние в Средней Азии и на Ближнем Востоке.
В лондонском докладе сообщается, что Туркменистан переживает в последние месяцы сильнейший экономический кризис с момента распада СССР.
По утверждению исследователей, в этой «сказочно богатой газом» стране, особенно в отдаленных от столицы регионах, начался настоящий голод. Выдача муки лимитируется 5 кг на человека в месяц, а хлеба — 2 буханками в сутки.
Владимир, житель Туркменистана, рассказал по этому поводу «НиК»: «Очереди за хлебом стоят в государственные магазины, где он в 12 раз дешевле, чем в супермаркетах для состоятельных покупателей. Отличаются в несколько раз цены и на другие продовольственные товары, поэтому люди и толпятся в более дешевых магазинах. Голода нет, но по официальному курсу $1 стоит 3,5 маната, а на черном рынке — 17,5, и такое положение сильно ограничивает и покупку, и частный импорт любых товаров. Приобрести валюту по госкурсу туркменистанцы могут только при выезде за рубеж и небольшими суммами через кредитные карты — всего до $150 в месяц…»
Туркмения — нефтегазовая страна, поэтому проблемы с валютой и даже хлебом имеют углеводородные причины.
Организация экономического сотрудничества и развития указывает, что на газ, нефть и нефтепродукты приходится почти 90% экспортной выручки Туркменистана — сложности и провалы в местном нефтегазовом комплексе болезненно бьют по всей стране. В 2019 г. Туркменистан не выполнил план добычи нефти за первые 6 месяцев. Официальные данные не публикуются, но нефтяники знают: невыполнение превысило 5% и эта цифра хуже, чем выглядит. Причина в том, что план добычи ежегодно снижается, и в 2019 г. снижение рассчитывалось в 3,5%. Производство продуктов переработки нефти также снизилось.
Более других добыча упала у «Туркменнефти». За последние 10 лет ее производство сократилось с 6,7 млн т в 2008 г. до 4 млн в 2018 г.
Падение обусловлено двумя главными причинами.Активная добыча нефти в Туркмении ведется с 1950-х гг., гигантских по запасам месторождений не было. Неудивительно, что более чем за полвека разработки сухопутные запасы истощены, а именно они составляют почти 100% ресурсной базы «Туркменнефти».
Традиционно геологическому истощению месторождений противопоставляется применение методов увеличения нефтеотдачи. Но вторая причина падения состоит в том, что с начала кризиса нефтяных цен в 2014–2015 гг. и несмотря на их частичное восстановление с 2017 г., концерн делает минимальные закупки, ограничиваясь в основном тендерами на химические и расходные материалы, почти не закупая оборудование для строительства новых вышек и услуги по ремонту старых.
Источник, близкий к аппарату нефтегазового вице-премьера Мыратгелди Мередова, пояснил «НиК»: «Денег у „Туркменнефти“ настолько мало, что основную часть импортных закупок финансирует Туркменбашинский комплекс нефтеперерабатывающих заводов. Закупки для концерна идут по остаточному принципу и только для поддержания текущих работ».
До недавнего времени перспективы нефтяной отрасли Туркмении связывались с надеждами на открытие новых больших запасов в глубокозалегающих нижнекрасноцветных отложениях Западно-Туркменской впадины в диапазоне 4000–7000 м и более. Наиболее перспективной считалась площадь Узынада, расположенная неподалеку от уже открытых крупных нефтегазовых шельфовых месторождений.
Но разведка нижнекрасноцветных пластов плиоцена выявила только малые и средние по запасам месторождения, да еще и с очень низкими емкостно-фильтрационными свойствами из-за глиняного состава пород — Алтыгуйы, Демиргазык Готурдепе. Такие геологические условия делают экономически рискованной разработку открытых месторождений. Например, опытно-промышленная разработка Демиргазык Готурдепе требует $600 млн, а предполагает получение всего 6,9 млн т нефти.
Самый большой удар по нефтяным планам Ашхабада нанесли результаты разведки Узынады. Первая скважина, пробуренная в 2017 г. на глубину 7150 м, дала притоки газоконденсата. Туркмены принялись за строительство еще двух скважин, надеясь, что открыли газовую «шапку», помимо которой смогут обнаружить залежи черного золота. Но следующие открытия, сделанные на глубине более 7000 м в мае 2019 г., тоже выявили лишь газ и конденсат.
Глобальное значение таких находок на Узынаде для перспектив туркменской геологии состоит в том, что на глубинах 7 км и ниже залегают газообразные углеводороды, но не жидкие.
Причина этого не частная природа, а общерегиональная особенность.
Американский геолог советского происхождения на условиях анонимности объяснила «НиК» туркменский нефтеразведочный «провал» следующим образом: «В туркменских недрах на больших глубинах возникли такие термобарические условия, при которых под воздействием высокого давления и температур изначально сформировавшиеся жидкие углеводороды постепенно разложились на более легкие фракции и превратились в газ и конденсат.
Классический пример таких же процессов — азербайджанское месторождение Шах-Дениз. Оно расположено неподалеку от гигантов Азери, Чираг, Гюнешли, но на вдвое больших глубинах — около 7000 м. В результате АЧГ остались нефтяными месторождениями, а Шах-Дениз превратилось в газоконденсатное. К сожалению, в туркменской геологии повторились азербайджанские тенденции. Это означает, что у Туркменистана нет шансов создать новую, значительную по запасам ресурсную базу нефти. Он так и останется преимущественно газовой страной», — заключила собеседница «НиК».
Туркменские запасы газа сам официальный Ашхабад оценивает в 50 трлн куб. м, однако ВР, например, считает, что они составляют только 7,5 трлн куб. м. В обоих случаях это огромные цифры, но ресурсная база не обеспечивает Туркменистану газовый «расцвет»: показатели производства «пляшут», а экспортную политику нельзя назвать эффективной. В 2016 г. Ашхабад рассорился с «Газпромом», не желая уменьшать цену на газ сообразно общемировому снижению стоимости, а в 2017 г. — с Тегераном. Экспорт в Россию и Иран прекратился, что тут же вызвало снижение добычи газа. Туркменистан охватило «газовое удушье»: падение экспортных доходов повлекло отмену ранее существовавших государственных дотаций населению на оплату электроэнергии, газа, воды, бензина. Усилилась инфляция, снизился курс национальной валюты, начался резкий рост цен на продукты и другие товары в частном секторе. Туркменистан отложил выплаты по целому ряду кредитов даже под угрозой судебного преследования.
Рост поставок газа в Китай не может компенсировать другие экспортные утраты. В 2018 г. в КНР было отправлено 34 млрд куб. м туркменского газа, но свыше 15 млрд куб. м из них — доля китайского ТОО «Амударья», аффилированного с CNPC. Китайцы на условиях СРП добывают углеводороды на Правобережье реки Аму-Дарья и до сих пор окупают инвестиции более чем в $4 млрд, не деля доходы с Ашхабадом. На долю собственно Туркменистана в лице госконцерна «Туркменгаз» в последние годы приходится менее 20 млрд куб. м, которые продаются по $165 за 1000 куб. м. Это приносит примерно $3,3 млрд в год.
Большая часть этих средств уходит на погашение внешних кредитов. Только Китаю Туркменистан должен более $12 млрд, указывают в российском посольстве в Ашхабаде.
«Туркменгаз» несет большую часть долговой нагрузки. Во-первых, официальный Ашхабад ведет масштабное международное строительство для концерна предприятий для сероочистки и переработки газа. Во-вторых, постановлениями президента Бердымухамедова на «Туркменгаз» возлагается финансирование самых различных проектов и закупок товаров как на главный источник доходов от экспорта.
Туркменский ученый, специализирующийся на теме туркмено-китайских газовых связей, объяснил «НиК» создавшееся положение.
«Огромные средства вкладываются в освоение нового гигантского месторождения Галкыныш — главной ресурсной базы газа Туркменистана в ХХI веке. Но сырье залегает на глубинах свыше 4000 м и содержит около 6% серы. Добыча и доведение смеси до товарного состояния обходится очень дорого, а реальная доходность незначительна. Экспорт галкынышского газа в Китай растет, но полученных денег на освоение месторождения не хватает. В результате 1-й этап освоения был официально завершен в 2014 г., а фактически — только в 2018 г. Завершение 2-го этапа намечалось на 2015 г., а к нему только-только начинают приступать. Получается, что главная газовая „надежда“ нового века не оправдывается. Как же в таком случае улучшать состояние отрасли?» — формулирует ученый фундаментальный вопрос развития туркменского НГК.
В ответе на этот вопрос соперничают два сценария, рассказали «НиК» в аппарате вице-премьера Мередова. Еще в 1993 г. Германия стала политически продвигать идею организовать поставки в Европу. Затем к делу подключились США, последовало подписание различных документов о намерениях.
Последний по времени — Рамочный договор о поставках туркменского газа в Европу, который разрабатывается с 2017 г. Компании и банки ЕС готовы взять на себя инвестиции в строительство Транскаспийского газопровода (ТКГ) и других трубопроводных звеньев, необходимых для соединения Туркменистана и Европы с пропускной способностью 30 млрд куб. м в год. Взамен Ашхабад должен отдать в разработку европейским инвесторам на условиях СРП Галкыныш.
Проще говоря, европейцы предлагают туркменам такой же интегрированный экспортно-добычной бизнес, какой те имеют с китайцами.
Туркмены, сознавая низкую рентабельность разработки Галкыныша, справедливо полагают, что на условиях СРП они вообще не получат прямых доходов от сотрудничества, и поэтому отвергают его. А европейцы не хотят инвестировать в строительство ТКГ без Галкыныша, как предлагают туркмены.
Альтернативный вариант предусматривает расширение числа направлений экспорта метана, причем за счет поставок из других месторождений. В последние год-полтора президент Бердымухамедов и другие туркменские официальные лица убеждали Россию возобновить прерванный импорт туркменского газа. В апреле 2019 г. «Газпром» и «Туркменгаз» подписали пробный 75-дневный контракт о закупке 15 млн куб. м в сутки. А в начале июня — соглашение с аналогичным объемом поставок, то есть около 5,5 млрд куб. м в год, на период 2020–2024 гг. Газ в Россию будет поступать с месторождения Довлетабад/Денмез и газовых объектов Центрального Туркменистана.
Скорее всего, ежегодная выручка «Туркменгаза» на российском направлении будет составлять чуть более $1 млрд, а чистая прибыль, за вычетом себестоимости добычи и товарной подготовки газа, — около $900 млн. На эти деньги официальный Ашхабад планирует увеличить объемы импорта оборудования и услуг для нефтегазовой отрасли, продовольствия для населения, начать погашение кредитов, по которым к Туркменистану предъявлены судебные иски и идут предсудебные разбирательства. Среди первоочередных контрактов для заключения, по сведениям из туркменских источников, импорт российских труб большого диаметра, закупка у «Татнефти» услуг для повышения нефтеотдачи месторождения Готурдепе, приобретение российского подсолнечного масла, зерна.
Нынешняя туркменская политика показывает, что Ашхабад видит в России спасительную альтернативу газовому монополизму Китая.
Запад с многолетними обещаниями импорта газа так и не сделал реальных шагов навстречу Ашхабаду.
Очень вероятно, что лондонский Центр внешней политики выступил с апокалиптическим докладом по Туркмении как раз в преддверии изменений к лучшему в стране благодаря укреплению сотрудничества Ашхабада с Россией.
«Большая игра» продолжается.
Сергей Гавричев